Не успел пришедший закончить речь, как его окружили люди, выкрикивая свои фамилии.
Через несколько минут из госпиталя выходил отряд в сто пятьдесят человек. Под командой пришедшего он направился в арсенал за винтовками и патронами. Получив оружие, бывшие ля-куртинцы влились в отряды рабочих, которые участвовали в подавлении попыток контрреволюционеров поднять восстание также в Петрограде. Кроме того ля-куртинцы были использованы для гарнизонной службы: выполняли поручения по охране важнейших военных и промышленных объектов в городе.
Вскоре мы были вызваны к коменданту Петрограда. Он выдал каждому из нас два килограмма хлеба, полкилограмма селедки, пятьдесят рублей, литер на право проезда домой.
Большая часть ля-куртинцев, в том числе и я, поехала в Москву. Здесь мы были встречены на вокзале человеком в военной форме. Он был вооружен кавказской, в серебряной оправе, шашкой и длинным маузером в деревянной кобуре.
— Кто из вас члены ля-куртинских солдатских комитетов? — спросил военный.
Макаров вышел вперед.
— Я был членом комитета первой роты второго особого полка и членом полкового комитета.
— Вот и хорошо, — заметил военный. — Как ваша фамилия?
— Макаров.
— А кто еще комитетчики, товарищ Макаров?
Тот указал на троих: Оченина, Власова и меня.
Записав фамилии всех четверых, военный пригласил нас пойти за ним и, обратившись к остальным ля-куртинцам, сказал:
— До свидания, товарищи, идите, кому куда нужно.
Мы четверо недоумевали.
— А нас куда? — спросил Макаров военного.
Тот улыбнулся.
— Не беспокойтесь, товарищи, — ответил он, — вы не во Франции… Все будет в порядке…
Военный усадил нас в легковую автомашину, стоявшую у вокзала, сел рядом с шофером и приказал ехать. Всю дорогу он не проронил ни слова. Мы также молчали, не понимая, куда и зачем нас везут.
Наконец машина остановилась. Мы вышли на большой двор, окруженный высокой каменной стеной. В тот момент никто из нас и не подозревал, что мы находимся в Кремле.
Военный шел впереди. Не успели мы осмотреться, как очутились в старинном, пасмурном на вид, каменном здании. Проходили через светлые и темные коридоры, миновали несколько больших комнат, где стучали пишущие машинки, звонили телефоны и громко разговаривали сидевшие за столами люди.
Подойдя к закрытой двери, у которой стояли двое вооруженных винтовками красногвардейцев, военный остановился и, попросив нас обождать, скрылся за дверью. Он скоро вернулся и пригласил войти.
В комнате, в которую мы вошли, было пятеро военных. В следующей увидели большой письменный стол, заваленный газетами, книгами и бумагами. На столе стояли телефоны, возле него было несколько кресел, у стены диван.
Мы остановились посредине комнаты. Сидевший за столом человек быстрым движением отложил в сторону газету, которую он только что читал, низко нагнувшись над нею, и поднял голову.
Я невольно вздрогнул, взглянув на него. Мгновенно мне представился громадный портрет, который мы видели на Финляндском вокзале в Петрограде.
— Ленин! — прошептал я, и сердце мое радостно забилось.
С улыбкой сказав: «Здравствуйте, товарищи», Владимир Ильич предложил нам сесть.
— Ну, расскажите, как вы доехали, — произнес Ленин после неловкого нашего молчания.
Я был настолько взволнован, что мысли мои перепутались, я не мог проговорить ни одного слова. Макаров смотрел на Владимира Ильича широко открытыми глазами.
— Расскажите, как все произошло в ля-Куртине, как вам удалось выбраться из Франции, — сказал Ленин.
Первым пришел в себя Макаров. В кратких словах он рассказал о ля-куртинских событиях и о дальнейших наших мытарствах. Владимир Ильич слушал с большим вниманием, иногда что-то записывая в блокнот.
Во время рассказа Макарова мы также осмелели и, почувствовав себя свободно, дополняли повествование товарища.
Когда мы рассказали обо всем, Владимир Ильич спросил:
— Вы все были зачислены в первую категорию после ля-куртинского расстрела?
— Да, все четверо — первокатегорники, — ответили мы, удивленные тем, что Владимир Ильич знает о разбивке ля-куртинцев на три категории после событий в лагере.
Закончив делать пометки в блокноте, Ленин сказал:
— Ну, вот вы и на родине. Сегодня поедете в деревню. Что вы там намерены делать?
— Сами еще не знаем.
— Это плохо, — заметил Владимир Ильич и вслед за тем стал говорить о больших трудностях, которые еще придется пережить рабочим и крестьянам. Враг еще очень силен и с ним предстоит длительная, тяжелая борьба. Но победа будет обеспечена, потому что беднейшее крестьянство идет рука об руку с рабочим классом.