Погружением руководит сам командир Паке, стоящий на корме справа по борту, широко расставив ноги.
Паке - прирожденный моряк, не какой-нибудь, как он сам выражается, "водитель автобуса". Проведя добрую половину своей жизни на небольших кораблях, буксирных и океанографических судах, он на равных с волнами, привык к суровому разговору с морем, ветрами, течениями. За его добродушным видом и улыбкой прячется твердый дух, и его властный характер нет-нет да и прорывается наружу. Брать глоткой Паке не любит, но если обстоятельства к тому принуждают, то он распекает провинившегося так, что тот, потеряв дар речи, прирастает к переборке...
Чтобы избежать резкой бортовой качки, "Норуа" ложится носом на волну. Паке не выпускает из поля зрения ни один грозный вал. И вот, выждав нужный момент, командир резко бросает: "Вира!" "Сиана" поднимается из своего гнезда и повисает в метре от палубы. Затем она начинает медленно колебаться, придерживаемая четырьмя матросами, которые прижимают манипуляторы, внимательно следя за перемещением лодки. Перед глазами акванавтов мелькают знакомые лица, искаженные от натуги.
Неожиданно палуба кренится на правый борт. Следующий резкий толчок - и она кренится влево. Удар застает команду врасплох, так как курс корабля не менялся или по крайней мере так казалось.
"Сиана" раскачивается на стропах под краном. Моряки крепче упираются ногами в палубу, но захваты выскальзывают из их рук. Новый удар волны, еще более резкий. "Сиана" приняла на себя очередную встряску и завертелась волчком. Правый манипулятор дрожит и щелкает, как кончик кнута. Скоба подводного аппарата лопается. Все произошло в считанные секунды.
Осмотр 'Сианы' на палубе 'Норуа'.
Кьенци и Ле Пишон ощутили, как все вокруг завертелось, словно на карусели. Матросы бросились в стороны от полетевшей на них девятитонной махины. "Сиана" отдалась капризам раскачивающегося судна-носителя. Небо, горизонт, море, палуба молниеносно сменяли друг друга на экране, роль которого выполнял иллюминатор. Корпус ныряющего блюдца идет то вправо, то влево, не переставая при этом вращаться вокруг своей оси. Вот он чуть не ударил по голове боцмана, инстинктивно прикрывшего лицо локтем. Командир, сила которого стала притчей во языцех, уцепился за усиливающий пояс, пытаясь закрепить на нем запасной захват, чтобы остановить раскачивание блюдца. Но попытка его не удалась, и он едва успел отскочить в сторону. "Сиана" вышла из-под контроля. На палубе моряки бросились врассыпную, напуганные этим сумасшедшим грузом, предоставленным самому себе. Это ли не новый вариант каронады Виктора Гюго! (В начале романа В. Гюго "Девяносто третий год" описывается, как на корвете "Клеймор", посланном к берегам Бретани для поддержки французской контрреволюции, сорвалась с цепей каронада, гладкоствольная корабельная пушка весом в десять тысяч фунтов, и начала в ритм качки судна скользить на колесах от борта к борту, круша и сметая все на своем пути. - Прим. перев.)
У Паке не остается выбора. Он оборачивается к бледному, как полотно, крановщику и стремительным жестом приказывает ему водрузить подводный аппарат на место. Матрос немедленно приступил к исполнению приказания, разумеется, чересчур поспешно. Возможно, он и сумел бы мягко посадить "Сиану" в ее гнездо, но барабан лебедки начал разматывать трос с безумной быстротой, и громоздкое тело с глухим грохотом ударилось о края ложа, которое оно покинуло менее минуты тому назад. От удара резиновые прокладки лопнули, и увесистые деревянные кильблоки, подогнанные под яйцевидную форму корпуса, разлетелись на части. Подводный аппарат днищем коснулся палубы. Задвижка открылась, и 150 килограммов дроби - балласта из кормовой части "Сианы" - картечью рассыпались по палубе (а каждая дробина по размерам равна охотничьему свинцовому заряду). Первые подоспевшие к аппарату матросы, скользя по раскатившимся шарикам и спотыкаясь, ухватываются наконец за днище "Сианы", которая продолжает опасно сотрясаться под ударами бортовой качки. Палуба усеивается дробью, сплошной волной катящейся от одного борта к другому, затрудняя подступ к потерпевшему аварию аппарату.
Жарри, бывший свидетелем случившегося, стоит, словно окаменев. Опустив руки, он уставился на поверженное судно. Эта восхитительная "Сиана", которую он лелеял, как ребенка, этот удивительно тонкий и сложный механизм, который он терпеливо собирал целых два года, лежит разбитый у его ног.
Установка ныряющего блюдца в гнездо занимает добрых десять минут. Наконец оно скручено, как хищный зверь, и с предосторожностями снова поднято вровень с подъемником. На этот раз его держат за тросы не менее десятка матросов, что придает ему вид попавшего в плен огромного паука. И только сейчас замечают за стеклами иллюминаторов лица Кьенци и Ле Пишона. О них совсем забыли! Лица немного растерянные, отказывающиеся верить в происшедшее и полные негодования.