— Какое тебе до этого дело? — возмутилась Ольга. — Моей маме было за девяносто, когда появилась я. И ничего. Теперь нянчится с моим братом. Возраст — это рудимент средневековья. Вам самому-то сколько лет?
— Девяносто три. Это важно?
Ольга хмыкнула и решительно вышла из отсека. Только у портала слегка замедлилась, качнулась, но тут же продолжила путь.
— Ну вот. И она обиделась, — задумчиво произнёс Антон, провожая её взглядом.
— Просто ты лезешь с глупыми вопросами, — ответила Алевтина.
— Да почему с глупыми? Вот ты мне скажи, Аль. Разве я не прав?
— Не прав.
— Да ну вас всех. В чём?
— Наука важнее всего. Каждый новый шаг, каждая проломанная стена приближает нас к истинной цели. Если бы все смотрели только себе под нос, мы бы никогда не выбрались из пещер. Ну хорошо. Из капитализма. А детей и без нас кто-нибудь родит. Сейчас это не первоочередная задача.
— Причём здесь дети? Я вообще не про них. Она ж зелёная совсем. У нас такая погибла на Козероге, когда в бурю попали. Она, видите ли, пристегнуться забыла. Ну и… Я до сих пор помню, как мы пытались понять, где правая нога, а где левая.
— Такое случается и с более опытными. На себя посмотри. Весь в шрамах, как доска для шинкования.
— Именно поэтому я и знаю, кого брать надо, а кого лучше дома оставить. Пусть себе новые сорта растений выводят. Вон на Плутоне до сих пор редиски нет. Разве это дело? До сих пор проекцию жуют.
— Нашёл с чем сравнить.
— Да, нашёл. Если с ней что-то случится, я даже не попытаюсь притащить её останки к докстанции.
— Попытаешься, никуда не денешься, — с хитрой усмешкой сказала Алевтина.
— С чего бы это?
— Я тебя слишком хорошо знаю.
— Глупость. Ничего ты не знаешь. Я люблю свою шкуру, мне в ней хорошо и уютно. А если у кого-то задница в скипидаре, это не мои проблемы.
— Ладно, хватит о грустном. Оля — программист. В разведку не пойдёт. Будет себе дроны контролировать в полной безопасности.
— Может, ты и права. Слушай, а ведь мы последние тут остались, — отметил Антон, озираясь по сторонам.
Кроме голограммы, которая уже изображала прыжки через скакалку, в зале никого не было. Антон почесал затылок, сделал пару махов руками, косо поглядывая на Алевтину. Та следила за ним, скрестив руки на груди, а затем закатила глаза и произнесла:
— Ну, говори уже.
— Я тут вспомнил хорошее упражнение для восстановления кровоснабжения.
— Давай, только по-быстрому, а то Кощей ядом изойдёт.
— По-быстрому не обещаю, но громко будет точно.
Алевтина улыбнулась и сделала мягкий, изящный шаг вперёд.
Глава 2
Отсутствие уюта в кают-компании лучше слов отражало ледяную душу Кощея. Исследователь чудесных миров оставил всё тепло и человечность на шершавых страницах книг, а для людей сохранил лишь пустоту. Пропитал ею обстановку просторного зала. Ещё на Ганимеде купил мебель из адаптированного пластика, будто вырубленную во льду. Повесил на стенах репродукции картин в стиле трешавангардизма позапрошлого века, которые пародировали худшие произведения эпохи модерна. И всё это создало колкую, холодную обстановку. Даже просто находиться здесь было неприятно.
— Вы опоздали. Это не допустимо, — отчитал Кощей вошедших Антона и Алевтину.
Вокруг него уже собралась вся команда, но кроме начальника никто ещё не успел даже задуматься о чьём-то опоздании. Анабиоз никогда не отпускает так быстро. Пройдёт неделя-другая прежде чем уму вернётся привычная острота и цепкость.
— Всего минута.
— Неважно. Я требую точности. Итак. Альфа-Эпсилон Б-2. Мы прибудем через восемь дней. Петров. Доложите обстановку. Вы проверили сводки наблюдательных станций?
— Так точно, — ответил ему темнокожий оператор. — На планете всё ещё не обнаружено признаков многоклеточной жизни. Однако развитие одноклеточных достигнет пика в течение ближайших тридцати тысяч лет. После обрушения на планету тридцати ледяных астероидов мы увеличили объём воды на двадцать один процент. Теперь соотношение суши и океана приблизилось к земным показателям. Рельеф с преобладанием равнин. Климат нестабильный. Смена времён года хорошо выраженная. Средние температуры приближены к земным.
— Хорошо. Митина. Что по состоянию здоровья команды?
Вперёд вышла женщина с короткострижеными чёрными волосами и бледным лицом северянки. Её тонкие губы всегда выражали какое-то презрение, но к чему именно, никогда не было понятно.