Подхожу к подоконнику и застываю, глядя на реку, в которой то и дело скачут цветные блики. Темно-синее небо, раскинувшиеся, словно огромное полотно, завораживает своей простотой и свободой.
Я делаю вдох и выдыхаю, обхватив себя руками. Стоит телу расслабиться и голова снова даёт о себе знать — легкое головокружение заставляет меня едва качнуться вправо. Но я тут же закрываю глаза и жмурюсь. Затылок едва отдаёт ноющей болью. Но она отступает на второй план, когда я ощущаю чужое присутствие позади себя.
Спешно оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с Ковалевским.
Он замирает.
— Вот, — в конце концов произносит парень и поднимает вверх небольшой чемоданчик. — Я принёс аптечку.
— О…
Он отходит к кухонному гарнитуру и включает подсветку. Она падает на мебель, которая тут же создаёт едва различные тени. Теперь я могу отчётливо видеть парня. Как и хмурую складку у него на лбу.
Невольно закусываю губу и тут же шиплю, совершенно позабыв о ранке. Ковалевский цокает языком и снова хватает меня за руку, заставляя приблизиться к нему. Спустя же пару секунд я сижу на стуле, когда этот мистер смачивает ватку перекисью водорода, совершенно не жалея антисептика.
— Только пикни, — сурово произносит он, глядя в мои глаза, с застывшей возле моих губ ваткой.
Закатываю глаза и тут же произношу:
— Ни капельки сострадания.
— Не заслужила, — с той же холодностью, сочащейся в голосе, произносит он. Но я так и не успеваю ответить, потому что в этот момент он резко прижимает ватку к моей нижней губе.
Кривлюсь, но помалкиваю, с каждой секундой все больше чувствуя, как пощипывает кожу. При этом не перестаю наблюдать за ним из-под полуопущенных ресниц.
Сейчас его лицо так близко, что я могу разглядеть каждую чёрточку, изгиб и даже линию. Но это мгновение длится всего лишь секунду. А в следующую я снова чувствую относительную свободу, которой тут же пользуюсь. Спрыгиваю с места и беру ватный диск с бутылочкой. После чего кивком головы указываю парню на стул.
Он едва заметно усмехается. Но в конце концов оказывается на том же месте.
Настаёт моя очередь смачивать ватный диск. Однако прежде чем коснуться того места, где виднеется запекшаяся кровь, я говорю:
— Можешь кричать и даже шикать.
Мои губы растягиваются в самой обычной улыбке, без какого-либо подтекста, сарказма или же иронии.
Брови Ковалевского медленно взлетают вверх, когда он продолжает смотреть на меня с толикой удивления и усмешки, скрывающейся в глубине глаз.
Я прикладываю ватный диск к его лицу, смачивая ранку и стирая лишнюю кровь.
— Ну вот. Так-то лучше, — разглядывая небольшой, порез говорю, откладывая перекись с ваткой в сторону.
Он склоняет голову набок, словно под таким углом сможет увидеть то, что не может заметить при обычных обстоятельствах.
— И откуда ты только такая взялась?..
— А это имеет значение? — усмехнувшись, спрашиваю я, с интересом разглядывая его.
Он хмурится и тут же говорит:
— Нет.
Хм. Что и требовалось доказать.
— Что ж… Пожалуй мне пора.
— Что — даже не останешься на ужин? — Усмехается, открыто издеваясь надо мной.
— Думаю, на сегодня с меня достаточно, — не скрывая своей усталости, говорю я. А затем едва слышно добавляю: — Спасибо, что… Спасибо.
Мы сталкиваемся взглядами.
Его — хмурый, местами пугающий, бездонный. И мой — открытый, местами потерянный, сожалеющий.
— С тебя снова должок, крейзи.
Кривлюсь, как от зубной боли, и тут же произношу:
— С чего это?
— Я никогда ничего не делаю просто так. Тем более не подставляю своё лицо под удар.
— Хм. Как будто тебя об этом просили… — бубню себе под нос, так, чтобы парень не расслышал. Затем тяжело вздыхаю и говорю: — Что на этот раз? Куртка? Поход к парикмахеру? Ещё одни кроссовки? Уж прости — нервные клетки, как и мозги, не продают, — саркастично произношу, сложив руки на груди, ожидая дальнейшего вердикта.
— Как остроумно. — Он едва щурится, а затем поднимается.
Теперь наши глаза оказываются на одном уровне.
— Вернёшь должок, когда я того потребую.
— Что? Откуда мне знать, что тебе взбредёт в голову.
— Уж поверь, ничего из того, о чем бы ты сейчас могла подумать, — усмехается и берет стакан, наливая в него воду из стоящего графина.
— Учти. Это долг не на крови. И даже не оформлен юридически. Поэтому чуть что, и я умываю руки. Ясно?
Он смеётся. Затем неожиданно наклоняется вперёд. Я замираю, когда его лицо оказывается в паре сантиметров от моего. Делаю прогиб в спине, склоняясь над мойкой, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между нами. И сердце начинает учащённо биться.