Всю дорогу до выхода, я пытаясь вспомнить различные медитации. Но, когда мы заходим в лифт, все складывается таким образом, что Ковалевский оказывается позади меня. И, черт бы меня побрал, если бы я сказала, что не испытываю притяжения, стоя рядом с ним. Эти чувства настолько необъяснимы и непредсказуемы, что я совершенно теряюсь в них.
Ещё немного и мое сердце достигнет рёбер, сломав их в дребезги!
Поэтому, когда двери лифта наконец открываются — я, не глядя на ребят, спешно выхожу из кабины. После чего двигаюсь в направлении выхода, то и дело огибая прохожих людей.
Мысли в кучу. Хотя в последнее время я даже не помню, когда в моей голове царило спокойствие. Ведь там уже давно полнейшая неразбериха. Не говоря о сердце, что так неожиданно предаёт меня. А ещё эта Демидова!
Как же бесит!
Я несусь вперёд, не разбирая дороги, лишь отчаянно нуждаясь в свежем воздухе, чтобы хоть немного прийти в чувства и потушить пожар, что с каждой минутой разрастается во мне.
Яркие огни, надписи, таблички и блики — проносятся перед глазами, смазываясь в ничего незначащие пятна. Поток машин, городская суета, люди — все смешивается воедино.
Я просто отрешаюсь от мира, как делаю это всегда, когда мне хочется побыть наедине с собственными мыслями, чтобы разложить все по полочкам. Чтобы понять себя и прийти к определённому спокойствию.
Не знаю — идёт ли за мной Акимова. Не знаю — ушёл ли Ковалевский с Демидовой. Не знаю — как выгляжу со стороны в их глазах. Возможно глупо. Поскольку мои поступки временами странные и необъяснимые. Я просто продолжаю идти вперёд, покусывая губы, глядя на то, как под ногами бежит дорога. Правда знакомый голос в какой-то момент кажется настолько ощутимым, что установленный мной купол разбивается в дребезги на маленькие осколки.
Реальность, словно резко выброшенный поток воздуха, накрывает меня волной.
Крик подруги. Яркая вспышка света. Ноги, что прирастают к месту от ужаса, сковавшего мое тело. Рывок — и машина проносится мимо в считанных сантиметрах.
— Какого черта, Лисцова?! — Он с силой трясёт меня за плечи, заставляя прийти в себя. Если это, конечно, вообще возможно. Не скажу, что перед глазами у меня пронеслась кинолента собственной жизни. Однако осознание того, что ты возможно вот-вот покинешь этот мир — прочно встряхнуло внутренности, не забыв при этом вывернуть душу.
Черт. Я едва не погибла.
Наконец поднимаю на него взгляд. Но не сразу понимаю, что именно Ковалевский спас меня. Успел вовремя и буквально оттолкнул в сторону, выдернув с проезжей части, на которую я по собственной неосмотрительности шагнула.
— Ты меня слышишь? Что-то болит? Говорить можешь? — начинает осыпать вопросами, попутно касаясь пальцами моего лица.
Я вздрагиваю, а затем ведомая каким-то внутренним порывом, прижимаюсь к нему, крепко обнимая, чувствуя, как его руки бережно смыкаются на моей талии.
В этот момент я совершенно забываю обо всех посторонних факторах и страхах. Потому что в эту секунду — я — это просто я. Без масок, притворства и прочей атрибутики, помогающей людям выживать в этом мире и частенько скрывать собственные чувства из тех или иных побуждений.
Просто глубоко вдыхаю так полюбившийся запах парня. Что кажется полнейшей чепухой и глупой лирикой. Невозможно привязаться к человеку за такой короткий период. Но похоже эта нечисть действительно сумела перевернуть мой мир с ног на голову, став его значимой частью.
— Алиса… — Мое имя из его уст звучит так мягко и необычно, с англоязычными нотками, что сердце замирает, чтобы вновь трепетно забиться, оповещая о том, что оно живо. Живо, как никогда прежде.
— Я…я в порядке, — выдыхая, пересохшими губами, наконец говорю, чувствуя, как быстро и импульсивно бьется его сердце. А затем слышу негодующий голос Лики:
— Ты, что совсем спятила?!
— Эй, полегче…
— Полегче?! Да ее едва не сбила машина прямо на моих глазах! Лисцова, черт тебя подери, ты хочешь моей смерти? Или, чтобы я поседела раньше времени?! Это ведь даже хуже!
— Седина нынче в моде, — едва слышно усмехаюсь я. После чего осторожно отстраняюсь и перевожу взгляд на подругу.
Акимова, не церемонясь, притягивает меня к себе и заключает в крепкие объятья.
— Дурочка, — шепчет так, что могу услышать лишь я одна.
— Знаю, — так же тихо произношу, понимая, что эксперимент вышел за предполагаемые рамки.
Изначально все кажется, если и не простым, то вполне выполнимым. Однако, если зайти дальше, прямиком в джунгли, можно увериться в том, что изначальная глупость и наивность — частенько играют с нами глупую шутку.