— Я скажу, — чуть дрогнувшим голосом ответил первый консул, — что подобные дела, когда слышишь о них, глубоко волнуют меня. Этот долг священ, Бурьенн; напишите генералу Дюрозелю ответ, и я поставлю на письме свою подпись. Отправьте ему десять тысяч франков для начала, ибо я намерен сделать гораздо больше для человека, оказавшего услугу моему отцу: я позабочусь о нем… Но по поводу долгов, Бурьенн, мне надо поговорить с вами о серьезных делах.
И, нахмурив лицо, Бонапарт сел.
Бурьенн остался стоять перед ним.
— Мне надо поговорить с вами о долгах Жозефины. Бурьенн вздрогнул.
— Вот как, — сказал он. — И кто же уведомил вас о них?
— Глас народа.
Бурьенн наклонил голову с видом человека, который не понял сказанного, но не осмеливается задавать вопросы.
— Вообрази, Бурьенн, — нередко, забывшись, Бонапарт говорил старому товарищу «ты», — я отправился на прогулку с Дюроком, чтобы самому послушать, о чем говорят в народе.
— И вам сказали много дурного о первом консуле?
— Да меня чуть не пришибли за то, что я дурно высказывался о нем, — со смехом ответил Бонапарт, — и, не пусти Дюрок в ход дубину, я думаю, нас бы задержали и препроводили на караульный пост в Водонапорной башне.
— Однако все это не объясняет мне, каким образом среди восхвалений в адрес первого консула возник вопрос о долгах госпожи Бонапарт.
— Наряду с восхвалениями в адрес первого консула слышались и крайне неприятные толки о его жене. Люди говорили, что госпожа Бонапарт разоряет мужа своими туалетами, что она повсюду наделала долгов, что самое незатейливое из ее платьев стоит сотню луидоров, а самая скромная из ее шляпок — сто франков. Как ты понимаешь, Бурьенн, я всему этому не верю, но не бывает дыма без огня. В прошлом году я оплатил долгов на триста тысяч франков. Долги эти, как объясняют, накопились из-за того, что я не присылал денег из Египта. Допустим. Но теперь же все обстоит иначе. Я даю Жозефине шесть тысяч франков в месяц на ее туалеты. Я полагаю, что этого ей достаточно. Именно из-за подобных сплетен лишилась популярности несчастная Мария Антуанетта. Бурьенн, тебе следует узнать у Жозефины, как обстоят дела с долгами, и разобраться с ними.
— Вы не поверите, — ответил Бурьенн, — как я счастлив, что вы сами коснулись этого вопроса. Как раз сегодня утром, когда, теряя терпение, вы ждали меня, госпожа Бонапарт просила меня поговорить с вами о неприятном положении, в котором она оказалась.
— Неприятное положение?! Бурьенн, что вы под этим подразумеваете? — спросил Бонапарт у своего секретаря, перестав обращаться к нему на «ты».
— Я полагаю, что ей сильно докучают.
— Кто?
— Кредиторы.
— Кредиторы? Я считал, что избавил ее от кредиторов.
— Да, но это было год назад.
— И что же?
— За год положение полностью изменилось. Год назад она была женой генерала Бонапарта, сегодня она жена первого консула.
— Бурьенн, этому нужно положить конец! Я не желаю больше слышать подобные толки.
— Я того же мнения, генерал.
— Необходимо, что именно вы взяли на себя заботу расплатиться со всеми.
— Согласен. Дайте мне необходимую сумму, и, ручаюсь, все будет быстро улажено.
— Сколько вам нужно?
— Сколько мне нужно?.. Ну… Видите ли…
— Ну же!
— Видите ли, именно это госпожа Бонапарт не решается вам сказать.
— Как?! Она не решается мне сказать? А ты?
— Я тоже, генерал.
— Ты тоже? Должно быть, это какая-то прорва денег! Бурьенн тяжело вздохнул.
— Хорошо, — продолжал Бонапарт, — сообразуясь с долгами прошлого года, я дам тебе триста тысяч франков…
Бурьенн молчал; Бонапарт с беспокойством посмотрел на него.
— Говори же, болван!
— Что ж, генерал, если вы дадите мне триста тысяч франков, это покроет только половину долгов.
— Половину?! — воскликнул Бонапарт, вставая. — Шестьсот тысяч франков!.. Стало быть, она должна… шестьсот тысяч франков?..
Бурьенн утвердительно кивнул.
— И она призналась вам в этой сумме?
— Да, генерал.
— Из каких же средств, по ее мнению, я должен взять эти шестьсот тысяч франков? Из пятисот тысяч франков, которые я получаю как консул?
— О, она предполагает, что в запасе у вас есть немного тысячефранковых банкнот.
— Шестьсот тысяч франков!.. — повторил Бонапарт. — А я, в то самое время, когда моя жена тратит шестьсот тысяч франков на свои туалеты, назначаю пенсию в сто франков вдовам и детям храбрых солдат, погибших у Пирамид и Маренго! И даже этих денег я не могу дать всем нуждающимся! Они вынуждены целый год жить на эти сто франков, а госпожа Бонапарт носит платья за сто луидоров и шляпки за двадцать пять. Вы, верно, плохо расслышали, Бурьенн, не может быть долгов на шестьсот тысяч франков.