Выбрать главу

За столом собрались прежде всего завсегдатаи гостиницы, несколько путешественников, ехавших дилижансом из Марселя в Лион, и виноторговец из Бордо, задержавшийся в Авиньоне по причине, о которой мы вскоре поведаем.

То, что вновь прибывшие нарочито сели отдельно, лишь усилило любопытство, какое они вызывали.

Хотя оба молодых человека были одеты одинаково — на обоих сапоги с отворотами, короткие штаны в обтяжку, сюртуки с длинными фалдами, дорожные плащи и широкополые шляпы — и держались на равной ноге, вошедший последним явно выказывал своему спутнику особую почтительность, которая не могла объясняться разницей в возрасте и, несомненно, проистекала из различия в общественном положении. Вдобавок он называл своего спутника гражданином, меж тем как тот именовал его просто Роланом.

Однако произошло то, что обычно происходит в подобных случаях: через минуту интерес к вновь прибывшим угас, сотрапезники отвели от них глаза, и прерванный на мгновение разговор возобновился.

Шел он о том, что более всего интересовало присутствующих: о термидорианской реакции и быстро пробудившихся надеждах роялистов; за столом откровенно обсуждали грядущую реставрацию Бурбонов, которая теперь, когда Бонапарт оказался заперт в Египте, не могла задержаться более чем на полгода. Лион, один из городов, сильнее всего пострадавших во время Революции, оказался, естественно, центром заговора.

Там обосновалось подлинное временное правительство со своим роялистским комитетом, роялистской администрацией, роялистским штабом и роялистскими войсками.

Но для того, чтобы содержать эти войска и вести непрерывную войну в Вандее и Морбиане, требовались деньги, и немалые. Их давала Англия, но не очень щедро; одна лишь Республика способна была выплачивать жалованье своим врагам. И, вместо того чтобы начать трудные переговоры с Республикой, от которых она неизбежно отказалась бы, роялистский комитет организовал банды, которым было поручено похищать налоговые поступления и нападать на кареты, перевозившие казенные деньги. Мораль гражданской войны, весьма гибкая в этом вопросе, воспринимала ограбление дилижанса казначейства не как разбой, а как военную операцию, как геройство.

Одна из таких банд обосновалась на дороге между Лионом и Марселем, и в тот момент, когда наши путешественники садились за стол, за ним как раз обсуждали нападение на дилижанс, который перевозил шестьдесят тысяч франков, принадлежавших правительству. Ограбление произошло накануне на дороге из Марселя в Авиньон, между Ламбеском и Пон-Роялем.

Воры, если можно так назвать благородных грабителей дилижанса, совершенно не скрывали от кондуктора, получившего от них расписку на указанную сумму, что изъятые деньги пересекут всю Францию более надежным способом, нежели с помощью его транспортного средства, и предназначаются для того, чтобы снабжать провиантом армию Кадудаля в Бретани.

Все это казалось новым, необычным, почти невозможным Бонапарту и Ролану, покинувшим Францию два года назад и не подозревавшим, насколько глубоко проникла безнравственность во все слои общества за время притворно отеческого правления Директории.

Происшествие случилось на той самой дороге, по которой они только что проехали, а тот, кто о нем рассказывал, являлся одним из главных участников этой дорожной сцены.

То был виноторговец из Бордо.

Теми, кто выказывал наибольший интерес к подробностям случившегося, явно были, если не считать Бонапарта и его спутника, слушавших рассказ молча, пассажиры дилижанса, который только что прибыл и которому предстояло снова отправиться в путь. Что же касается остальных сотрапезников, принадлежавших к числу местных жителей, то они, видимо, были настолько в курсе таких происшествий, что сами могли бы приводить подобные подробности, а не узнавать их.

Виноторговец был в центре всеобщего внимания, и, следует сказать, проявлял себя достойным его, любезно отвечая на все обращенные к нему вопросы.

— Итак, гражданин, — спросил дородный господин, к которому прижималась, покрытая бледностью и дрожа от ужаса, рослая женщина, сухопарая и настолько тощая, что, казалось, был слышен стук ее костей, — вы говорите, что ограбление произошло на той самой дороге, по которой мы только что ехали?

— Да, гражданин. Вы ведь заметили между Ламбеском и Пон-Роялем то место, где дорога идет в гору, сужаясь меж двух холмов, и где вокруг множество скал?

— Да, да, друг мой, — промолвила женщина, стискивая руку мужа, — я заметила его и, помнишь, даже сказала: «Какое зловещее место; мне кажется, его лучше проезжать днем, а не ночью».