-- Ну, да, -- невинно согласилась она.
-- Нет, - привычно возразил я. - Буквы у нас представляют собой различные комбинации из шести точек. Например, буква А - одна точка, Б - две, В - уже четыре, но в особой комбинации. В одной клетке - шесть точек, из которых и составляются буквы. Всего 64 комбинации.
-- Ммм, понятно, - задумчиво протянула девушка. Она немного помолчала, по всей видимости рассматривая мою точечно-- рельефную "клинопись", после чего спросила:
-- А вот это, наверное, А?
-- Где? - с готовностью откликнулся я, и мои пальцы побежали по верхней строке, отыскивая эту самую А.
-- Вот, -- повторила она и ткнула пальцем в исколотый лист.
На какое-то мгновение моя ладонь случайно накрыла её руку. У неё была средняя кисть, слегка припухленькая, с длинными пальцами. В общем, ничего особенного, кисть как кисть, и пальцы как у всех, но вот только при прикосновении к этой руке меня словно током ударило, словно между нами проскочила электрическая искра. Быстрая и острая. Как статический разряд. Для меня это было ново, странно и удивительно. По- видимому, и девушка почувствовала нечто похожее, поскольку мы на мгновение замерли, а затем её рука медленно, словно нехотя, выскользнула из-под моей. Все это произошло в какие-то один - два удара сердца - Прикосновение, искра, ошеломление, и вот мы уже снова ведём разговор, как ни в чём ни бывало.
Я всё ж таки успел заметить, куда упирался её тонкий пальчик с длинным и острым ноготком, и был вынужден огорчить её. Это была запятая. Она удивилась. Пришлось объяснить, что запятая - тоже одна точка, только расположенная немного в другом месте.
-- Ой! Это так сложно! - воскликнула моя собеседница. - Трудно, наверное, было научится?
- Ничего сложного и трудного, -- ответил я. - Дело привычки.
-- Я бы не смогла, -- возразила девушка.
-- Да, нет. Все не так сложно, как ты... вы... -- я запнулся. Вроде мы были одного возраста. Даже, скорее, она была меня моложе на лет несколько. Но переходить на ты с практически незнакомым человеком только лишь на том основании, что тот заинтересовался шрифтом брайля!
-- Нормально, нормально, -- поддержала она меня, и я, окрылённый этой поддержкой, с горячностью неофита продолжил убеждать её, словно ей, в действительности, предстояло в ближайшем будущем постигнуть азы брайлевского письма.
-- У меня есть зрячие друзья, которые освоили эту нехитрую азбуку за один-два дня. Я им наколол свой алфавит, а они подписали каждую буковку, и затем запросто расшифровывали мои записки.
-- Ну да, ну да, -- протянула девушка, продолжая рассматривать точки в моей тетради.
-- А чем вы бумагу прокалываете? - вдруг спохватилась она.
Для полной наглядности я достал из кармана грифель, небольшой фигурный пластмассовый брусок, треугольной вытянутой формы, с широкой стороны имеющий неглубокую выемку под фалангу указательного пальца, с узкой - полутора сантиметровое стальное жало. Я показал, как его правильно зажимать в ладони.
-- Можно посмотреть? - спросила неугомонная собеседница.
Я разжал ладонь и снова ощутил прикосновение её пальцев. И опять, мне показалось, что её длинные ноготки царапнули не по коже на ладони, а по самому моему сердцу. В этот раз сбой моего сердца остался незамеченным. Это был всего лишь мой сбой. Мой и ничей больше.Моя же милая собеседница, казалось с головой ушла в изучение техник брайлевского письма.
-- Ну и как им прокалывают точки? - с некоторым оттенком недоумения обратилась она ко мне.
Я вздохнул и вытащил из пакета прибор, специальное устройство, состоящее из двух металлических пластин, соединённых между собой по принципу подвижного шарнира. Пластины раскрывались и закрывались словно книжка, или тетрадка. Между ними и зажимался листок для письма. На верхней пластине было восемнадцать рядов отверстий, по двадцать четыре в каждом. Я объяснил, что отверстие и есть клетка, в которой прокалываются комбинации из шести точек. В каждой клетке по одной букве. А чтобы легче было прокалывать бумагу, на нижней пластине, напротив каждой клетки, размещены шесть маленьких углублений, как раз под острие грифеля.
Я нашёл в одном из конспектов чистый лист и заложил его в прибор. Попросив обратно грифель, я на мгновение задумался: чего бы мне такого написать, но тут неожиданно решился и спросил:
-- Как тебя зовут?
-- Надежда, -- ответила она.
-- Надежда, -- эхом повторил я.
-- А меня Н. - в свою очередь представился я, выкалывая на листе её имя.
Грифель прокалывая плотную бумагу, издавал лёгкий треск, отчего моё письмо сопровождалось тихими хлопками, отдалённо напоминающими прифронтовую перестрелку в военных фильмах. Это обстоятельство её изрядно позабавило.
Походу, я показал ей, что та самая буква А находится в правом верхнем углу клетки. Она согласно хмыкнула, но затем изумлённо-- восторженно воскликнула:
-- А почему ты пишешь справа налево! Вы, что так пишете?!
Пришлось продолжить своё повествование о хитростях брайлевского письма.
-- Понимаешь, точки выкалываются на обратной, нижней, стороне листа. И поэтому, чтобы мне их прочитать надо перевернуть лист. И когда я его переверну, все написанное зеркально отобразится. То есть, когда я пишу, начало строки у меня -- справа, а когда -- переверну лист, начало строки оказывается слева. Так и получается, что пишем справа налево, а читаем, как и все, слева направо. Зеркальное отображение.
-- О! Так значит и буквы ты пишешь наоборот! - продолжала изумляться девушка.
-- Ну да, -- подтвердил я, -- я же говорю, зеркальное отображение.
Я вытащил из прибора лист, лишний раз обращая её внимание с какой стороны начало строки при письме, и где оно оказывается после переворота листа.
-- Точно, точно! -- оживилась моя собеседница.
- Значит, при письме буква А прокалывается в правом верхнем углу клетки, а при чтении она оказывается в левом верхнем,-- продолжала Надя размышлять вслух.
-- вот она! - с торжеством кошки, поймавшей мышку, воскликнула она.
Убедиться, насколько верным был её выбор мне не удалось, поскольку распахнулась дверь, и в аудиторию ворвался своей стремительной походкой Игорь Александрович.
-- А! Должник! - громко воскликнул он, подходя и пожимая мою руку.
-- значит, говорите, сдаваться прибыли, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он. Было видно невооружённым глазом, что экзаменатор мой прибывает в отличнейшем расположении духа.
Надя лёгкой пташкой вспорхнула из-за стола, уступая Зав. Кафедрой законное его место.
-- Так побеседуем или билет тянуть будем? - спросил тот проходя за стол, и с глухим стуком ставя свой портфель на его крышку.
Так беседовать мне не хотелось, поэтому я ответил, что лучше будем тянуть билет.
-- Ага, Лотерея предпочтительнее! - ухмыльнулся Игорь Александрович и защёлкал застёжкой портфеля, после чего подсунул мне под руку
Толстую пачку экзаменационных билетов. Я привычным движением сдвинул её, словно колоду карт, и вытащил из середины прямоугольный листок плотной бумаги.
-- О! Игрок! - с неподдельным изумлением воскликнул зав. Кафедрой. - так сказать, ничто земное нам не чуждо.
Я смутился. Он взял у меня заветный листок и с невозмутимой интонацией диктора спортлото произнёс:
-- Билет номер семнадцать.
Затем обернувшись проговорил:
-- Надя, прочитайте молодому человеку вопросы, а я пока в деканат схожу .
-- Игорь Александрович! - решительно запротестовала Надя.
И от этого явного, ничем не прикрытого нежелания, внутри меня все перевернулось. Свет, было затеплившийся в моей душе во время нашего разговора, померк. Было ощущение словно тебя окатили холодной водой. Мне казалось, что, когда мы так мирно и незатейливо беседовали, между нами успели сформироваться те доверительные отношения, которые в дальнейшем могли перерасти в дружеские. Оказывается нет.