Вот конкретное лицо — Ромашов Виктор Алексеевич. В прошлом мастер механического завода. Отмахал семь десятков, а по-прежнему всюду поспевает. Он и председатель товарищеского суда и рабкор местной газеты «Заря».
Короче говоря, ветеран, которому полностью сочувствует общественность. А также на пятьдесят процентов — администрация завода.
Об этом-то и пойдет речь. Насчет оставшихся пятидесяти процентов. Во что они вылились и по какой причине.
Тут все запутал, можно сказать, сам старичок.
Был бы Ромашов только председателем товарищеского суда, никто бы и не пикнул. Пожалуйста, пусть суетится. Если ему ног не жалко.
Но Виктору Алексеевичу одной нагрузки мало. Председательской суеты на весь пенсионерский день ему не хватает. Недостаточно сна его изматывает. Пошел он в редакцию «Зари».
А там ему, конечно, рады. Посадили на стул. Все-таки не с пустыми руками пришел. С рукописным материалом. И с тремя документами, подтверждающими материал.
Первый документ — докладная Техник ЖКО Лапченко в лаконичном стиле извещает руководство завода: «Довожу до вашего сведения о том, что Зудеев В. П. в присутствии кладовщицы Поповой Г. К. обозвал меня нехорошим словом».
Прочитали в редакции докладную и удивились. С чего бы Зудееву В. П., инженеру ЖКО, потерять контроль над собой? Ну ладно, обозвал нехорошим словом. Это не странно. Это бывает. Странно, что при свидетеле. Тут у него явная потеря бдительности. По неизвестной пока причине.
И тогда Ромашов зачитывает вслух, словно на заседании товарищеского суда, остальные документы. И картина с Зудеевым проясняется.
Оказывается, в тот день он пришел на работу пьяным и сразу же потерял над собой контроль. Заперся в чужом кабинете, щелкнул выключателем и на оклики сослуживцев не отвечал. Сослуживцы взломали замок и тоже щелкнули выключателем. Инженер улыбался. Как сказано в акте, цинично. Оказал сопротивление. И произносил нехорошие слова. Одно из которых, как я уже говорил, справедливо взволновало техника Лапченко.
Выслушали сотрудники редакции Ромашова и возмутились. А он — дальше. Дескать, так и так, виновата администрация завода. Она плохо борется с нарушителями трудовой дисциплины. Она позволила Зудееву уволиться по собственному желанию. А не по сорок седьмой статье. По одной из ее букв.
Тут районные журналисты совсем накалились. Мы, говорят, этого дела не оставим. Идите, говорят, Виктор Алексеевич, и спокойно несите свои общественные нагрузки. И в дальнейшем милости просим. Вы, говорят, для нас желанный друг. Одним словом, рабкор.
И вот через недельку является Ромашов в заводоуправление.
А навстречу ему — начальник отдела кадров. Зазывает ветерана в кабинет и демонстрирует ему свои голосовые данные. Но затем смягчается и говорит с ним более вежливо. Дескать, когда вы знаете меру своей активности и не трогаете нас, мы вас тоже не трогаем. Но поскольку вы нас чувствительно задели, среди бела дня подарив печати порочащие завод факты, мы не можем удержаться от искушения чего-нибудь сделать и для вас. Жаль, что вы пенсионер: вас не уволишь, не объявишь вам выговор. Но вы имеете пропуск на завод, которым, пользуетесь как председатель товарищеского суда. И, к великому счастью, в наших силах изъять его.
И изымает у Ромашова пропуск. И тем самым частично пресекает его активность.
Теперь Виктор Алексеевич сидит дома. Пьет чай с вишневым вареньем. И по одному из телевизионных каналов смотрит передачу об активности Солнца.
И завидует светилу. На него не давит заводская администрация. Оно проявляет активность в любых дозах, не страшась пресечения.
Любовь на сберкнижке
— Любовь, выражаясь языком судебных протоколов, — это совместное ведение хозяйства, — говорил своей третьей жене Андрей Петрович Грущенко. — А развод не что иное, как раздел материальных ценностей, нажитых в процессе любви.
И взор его, взор опытного и неугомонного истца, на всякий случай инвентаризировал имущество, приобретенное совместно с потенциальной ответчицей.
Любовь и впрямь — коварный предмет. С одной стороны, она, так сказать, лишена заземления, с другой стороны — толкает индивидов на путь приобретений. Полированными шеренгами выстраиваются вдоль стен вместительные шифоньеры, тумбочки для постельного белья, серванты. Их утрамбовывают одеждой, подушками, нержавеющими ножами. Окном в мир о двенадцати каналах прикрывают красный угол, люстрой о пяти рожках — середину потолка.