Каким-то невозможным образом скакуну даже показалось, что сквозь листву, прямо в ущелье, стали проникать лучи солнца.
Сперва инстинкты были сильнее, однако уже после одной расплющенной головы того, к кому, по идее, даже прикоснуться нельзя было, всё стало намного проще и понятнее.
Он почувствовал. Он понял.
Поток дернул головой, через зубы почувствовав, как щит прошёл сквозь мешок, уничтожая глаза. Нематериальность не была преградой!
Очередной неприкасаемый, так и не успев замахнуться посохом, удивлённо упал.
Трясущийся скакун повернул голову на кусты, из которых выглядывал полуголый переросток, поднявший руки к Солнцу.
Поток сквозь щит в зубах вздохнул.
Если для последователей Яростного Пламени и существовал загробный мир, то старик точно не будет рассказывать товарищам о том, что его убила щитом какая-то наглая призрачная рогатая лошадь, напоминающая антилопу, за которой из кустов наблюдал слишком большой для пряток полуголый ненормальный.
Как и не будет следующий.
Как и следующий.
И следующий…
Всего их было шесть, и Константин прекрасно знал об этом, устроив в лесу бездны настоящее сафари. Не прошло много времени прежде, чем замученный Поток замахнулся головой в последний раз, парированием пробивая мешок последнего старика.
Призрачный скакун выплюнул потрескавшийся щит, его ноздри раздулись, он поднял голову к прорывающимся сквозь листву тёплым лучам Солнца, начав громко ржать и повизгивать, на призрачно-лошадином восславляя Солнце.
— Восславь Солнце, друг мой! — прокричал Костя с поднятыми руками.
И Поток восславил, преодолев страх!
Наблюдавшие за происходящим от и до твари, обычно с остервенением нападающие на любых чужаков, благоразумно сделали вид, что их в лесу нет.
Больше ничего не препятствовало пути мужчины и его верного скакуна. Вместе они направились в давно заброшенное поместье, как и всё остальное застывшее во времени.
Поместье, ставшее святилищем. Однажды мудрецы, поверившие в то, что могут лишиться нескончаемой боли, горя, собственного греха и проклятия погрязли в Яростном Пламени.
Не все считали, что оно несло лишь разрушение. Те, кто и впрямь верил в Яростное Пламя, видели другую картину.
Их мир давно нуждался в очистке. Освобождении. Они слишком погрязли в отчаянии, оно пропитало всё Междуземье и единственный способ освободиться — сжечь всё.
Мидра, тот, кто собрал вокруг себя разделявших его идеи мудрецов, в конечном итоге остался один, так и не защитив от роговестов своих последователей. Оказался слишком слаб телом и духом, чтобы принять в себя дар Внешнего Бога, за что поплатился ужасом, не снившимся даже самому страшному грешнику.
Его последователей убили, всех до единого, одним из самых жестоких способов, тогда как его самого обрекли на ещё более мучительную кару, пронзив голову мечом, цель которого приносить как можно больше страданий телу и душе.
Он не мог умереть. Не мог покинуть святилище. Лишь терпеть, повторяя в уме мольбу ненаглядной Нанайи[287]. Терпеть, терпеть, терпеть, продолжая слышать голоса последователей, обратившихся в духов…
Они не покинули его даже во смерти, продолжив преследовать.
Мидра давно был на грани. Слишком давно. Ему нужен был лишь толчок. Совсем небольшой толчок.
И он его, к счастью или сожалению, получил.
Чувства наставника мудрецов были слишком острыми. Он моментально почувствовал появление чужака. Странного, отдававшего чем-то неземным, сравнимым с пропитавшим землю Яростным Пламенем. Только несущим нечто совсем другое.
— Уходи…
Он знал, что его голос дойдёт до чужака. И, видит Яростное Пламя, он не желал ему зла.
Но чужак будто и не услышал его, направившись вглубь поместья.
Это не могло не разозлить Мидру.
Вновь. Вновь к нему в дом пришёл чужак. Вновь он ничего не мог сделать. Слабый телом и душой трус, способный лишь на то, чтобы продолжать, продолжать, продолжать терпеть, несмотря ни на что.
— Не приближайся… — уже более надрывно произнёс старик, после чего, не выдержав, закричал потусторонним голосом: — Говорю же, держись подальше от безумия!
Чужак не стал слушать. И даже духи не смели его останавливать, будто приглашая к нему. Ничто его не останавливало, будь то давно поселившиеся внутри святилища гигантские крысы или нежить, безвольно скитающаяся по его дому.
— Гр-р-р-р…
Утробный звук, чем-то напоминающий болезненный вой. Он раздался словно из самых глубин его души.
287