…и что вообще за злой подсолнух[303]?
Видя, что Мессмер всё больше терял связь с реальностью, Костя устало вздохнул, надеясь, что его поддержка не оплошает.
С другой стороны, его сомнения были довольно глупыми.
Пожалуй, Маления — как бы не последнее существо, в способностях которой он должен был сомневаться.
Двух Богинь Гнили не могло быть. Ромина знала это, но всё равно продолжала молиться гнили.
Она не пыталась противиться ей, вообще. Тело и душа были полностью открыты для гнили, и это не могло не отразиться на облике женщины: она давно потеряла любой намёк на человеческий облик, превратившись в нечто ужасное, отдалённо напоминающее многоножку. Нечто мерзкое, отвратительное, заживо гниющее, но неспособное сгнить.
И всё же, она продолжала молиться. Молиться со всей искренностью и самоотдачей. Двух Богинь Гнили не могло быть, и Ромина знала это.
Но ведь вечно не могло быть двух Богинь, не так ли[304]?.. Святой Цветочных Бутонов нужно было лишь дождаться.
И она дождалась. Правда, это стало для неё проклятием, а не благословлением.
По прогнившему до основания храму раздались тяжелые, хлюпающие по гнили шаги.
Тихо молившееся существо замолчало, обернувшись на высокую рыжеволосую женщину, неспешно приближающуюся к ней. Позади неё стояла Мелина, морщась от смрада столь сильного, что пробирало даже её спектральную сущность. Опять. Опять эта гниль!
Маления уставилась в глаза собственной противоположности, столь радостно принявшей в себя то, что Неземная ненавидела больше всего на свете, после чего взмахнула клинком.
Свою ярость на ту, кто столь отчаянно зазывала к себе гниль, пороча их мир, она выплеснет единственно-возможным образом.
— Я Маления. Клинок Кости. И я прежде почти не знала поражений.
Почему-то удивлённой Ромине показалось, что она на фоне услышала какую-то музыку.
Врата божественности в полной мере оправдывали своё название — это и впрямь была монументальных размеров арка, способная дотянуться до самих Внешних Богов. Единственное в своём роде место, некогда возведённое на самой вершине башни Царства Теней. Нечто, что спокойно могло бы называться летающим городом, укрытое непроходимой вуалью.
По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд.
Для некоторых правила (и игровые условности) были не писаны, оставляя лазейку для… чуть более быстрого прохождения.
— Ты всё-таки пришёл остановить меня, посланник чужого Бога?
Звонкий мальчишеский голос, несмотря на слабость говорившего, раздался по всей округе. Бледный, едва находившийся в сознании, он совсем не напоминал кого-то могущественного или уж тем более страшного.
Константин догадывался, что отказ от собственной сущности (пусть, судя по внешней… целостности, это была скорее метафора) не пройдёт для него бесследно, но он выглядел намного хуже, чем Погасший себе представлял.
— Я просто хотел убедиться, — невозмутимо пожал плечами мужчина, сладко зевнув.
Он сел прямо напротив Врат, решив встретить гостей как подобает.
В отличие от полуголых проекций, сам Константин был одет. Признак, конечно, специфический, зато очень наглядный.
— Убедиться… — прошептал удивлённо Микелла. Казалось, он успел неплохо изучить Константина, а потому быстро понял, что он имел в виду: — Великородный брат, пока ты можешь быть спокоен. Мы сразимся позже. Он не помешает мне.
Бессильного полубога на руках держал его личный шедевр. Сплав из того, чьей силой он восхищался и того, чьё тело, благословлённое Горнилом, больше всего подходило его предмету восхищения.
Покрытый отростками Радан, как никогда здоровый и могущественный, лишь что-то нечленораздельно прорычал, после чего, под удивлённый возглас Микеллы, склонил в уважении дрожащую, сопротивляющуюся голову.
Его вытащенное из бездны гнили сознание, скованное собственным братом, узнало Константина. Узнало и, противясь чарам, проявило уважение, которое проявил при их первой встрече Костя.
Константин улыбнулся.
— Мои чары оказались слабы перед твоим духом, брат, — восхищённо пролепетал Микелла, найдя в себе силы счастливо улыбнуться. — Я так рад, что ты согласился тогда стать моим консортом!
Для Микеллы это было словно вчера. Ещё тогда, когда они оба были детьми.
— Почему ты не выбрал Малению? — устало зевнул Погасший. — Разве она чем-то хуже?
Микелла удивлённо наклонил голову, поудобнее умостившись в руках консорта.
303
304