В его глазах пряталась хитреца. «Почему ты остался здесь — по своему выбору? Или потому, что файрвол уже тебя не выпустит?» — подумал Косонен.
— Не боишься чумных богов, значит? — Он протянул одну из разогретых жестянок с супом. Горожанин опрокинул её в себя. К букету его запахов добавился запах минестроне.
— А чего их бояться? Они все того, мертвы.
Косонен поразился.
— Откуда ты знаешь?
— Голуби рассказали.
— Голуби?
Пера полез в карман драного пальто и бережно вытащил голубя. У него были сапфировые клюв и глаза и перья с голубым отливом. Он забился в ладонях, трепеща крыльями.
— Мои маленькие друзья. Ты их уже встречал.
— Да, — согласился Косонен. — Это ты прислал того, который взорвал чудище?
— Соседей надо выручать, верно? Не стоит благодарности. Отличный суп.
— И что они сказали о чумных богах?
Пера широко и щербато осклабился.
— Когда богов заперли здесь, началась война. Силы на всех не хватает, знаешь ли. Должен был остаться только один, как в «Горце». Голуби порой показывают картинки. Кровавое месиво. Взрывы. Наниты, пожирающие людей. Но в конце концов все боги погибли. Все до единого. Теперь это моя песочница.
Значит, Эса тоже погиб. Чувство потери кольнуло удивительно остро — даже сейчас. Впрочем, так лучше. Он сглотнул. Сначала работа. Не время горевать. Вернусь — напишу об этом стихи. И расскажу Марье.
— Ясно. Я тоже охочусь. Могут твои… друзья найти кое-что? Оно светится. Помоги мне, и весь суп твой. И лосятина. А потом будет ещё. Как тебе предложение?
— Голуби найдут что угодно. — Пера облизнул губы.
Говорящий с голубями шёл сквозь городской лабиринт, как по своему дому. Над головой кружила туча химерических птиц. То и дело голубь опускался на его плечо и касался уха клювом, словно шепча.
— Лучше поспешить, — сказал Пера. — Ночами ещё ничего, но днём дома молодеют и начинают думать.
Косонен не понимал, где находится. В те давние, ещё человеческие времена город был другим. Вроде как где-то поблизости старый собор? Нельзя было сказать точно. Изменившиеся переплетённые улицы походили на вены гигантского зверя. Некоторые здания укрывала чёрная, вроде нефтяной плёнка, по которой порой проходило волнение. Другие срослись вместе в органические с виду структуры из кирпича и бетона и перегородили улицы, вздыбили тротуары.
— Уже близко, — сказал Пера. — Они его видели. Светится, как «светильник Джека» — так они говорят.
Он хихикнул. Янтарный свет файрвола становился ярче и горячее. Косонену пришлось снять старый свитер.
Они прошли мимо офисного здания, что превратилось в спящее лицо — бесполое лицо истукана с острова Пасхи. Эта часть города была оживлённее. С подоконников глядели холёные сапфироглазые кошки. Улицу пересекла лиса. Она блеснула глазами на идущих и нырнула в канализацию.
Они завернули за угол — в угловой витрине танцевали друг с другом манекены, одетые по моде десятилетней давности — и увидели собор.
Он чудовищно вырос, вознёсся над окружающими зданиями — этакий муравейник с шестиугольными дверьми в тёмно-красном кирпиче. И муравейник этот кишел жизнью. Кошки с сапфирными когтями цеплялись к его стенам, подобно лоснящимся гаргульям. Вокруг башенок увивались плотные стаи голубей. Орды крыс с лазурными хвостами вбегали в открытые широкие двери и выбегали из них, как боевые подразделения на задании. Воздух верещал, как включенная дрель, от густых чёрных туч насекомых — чёрного дыхания гиганта.
— Юмалаута, — выругался Косонен. — Оно упало здесь?
— Вообще-то нет. Просто я должен был привести тебя сюда.
— Что?
— Прости. Я соврал. Всё было как в «Горце»: один выжил. И он хочет с тобой встретиться.
Косонен растерянно уставился на Перу. Плечи и руки того серым трепещущим плащом обсели голуби. Они вцепились острыми когтями в лохмотья, волосы, даже кожу — и бешено забили крыльями. Пера взлетел.
— Ничего личного, просто он предложил более выгодную сделку. Спасибо за суп! — прокричал он и уже через миг был высоко в небе чёрным лоскутком.
Земля вздрогнула. Косонен упал на колени. Окна-глаза, смотрящие на улицу, зажглись ярко и зло.
Далеко он не убежал. Пальцы города, голуби и насекомые, накрыли гудящим облаком. Десяток химерических крыс вцепился в голову. Их механические сердца тоже гудели. Что-то острое прокусило кость. Полыхнула, как лесной пожар, боль, и Косонен вскрикнул.