Мгновенный импульс подкинул новую догадку. Не теряя времени, я разорвала ворот платья и оголила плечо. Сара оставила на нем глубокий порез всего лишь несколько дней назад, но я о нем даже не вспомнила, потому что считала, что боль физическая моим телом воспринимается теперь иначе из-за анестезии, которой напитывает меня нестерпимая душевная. Могла ли я подумать, что этой раны от боевого клинка просто больше нет?..
Это была магия. Это точно была магия Кхаана… Но как? Что-то в этой комнате еще хранило его память и частицу колдовского могущества? Могло ли подобное быть, если отовсюду и повсеместно она ушла вслед за своим хозяином? Я продолжала смотреть на себя, на открытые участки кожи, которая оставалась идеально гладкой, без каких-либо следов от нанесенных увечий. Мой взгляд бродил по лицу и рукам, так и одеревеневшим в прикосновении к нему, и вот тогда-то я поняла…
Магия была не в комнате, не в предмете или просто запечатлена пространством. Энергия Кхаана все это время была при мне. В кольце, которое мой супруг надел на мой палец в тот самый день, когда чуть не убил в гнилом подземелье, корчась в агонии вживления предпоследнего осколка. Если магия жива, то и Кхаан, где бы он сейчас ни находился, тоже?..
Эта мысль напрочь лишала рассудка, когда в безымянном омуте скорби я отчаянно цеплялась за протянутую надеждой руку. В тот самый миг, когда мне казалось, что я совершаю последний вдох перед вечностью во мраке, появляется луч света, способный вмиг обратить меня против силы любого толка, против врага любого могущества. Я ощутила, как в моем опустошенном, выжженом внутреннем мире, вытягиваясь к солнцу подобно могучему дереву, с каждой секундой крепнет дух, с которым я уже успела навсегда проститься.
Мне не требовалось много времени, чтобы поверить в то, что Кхаан жив, мне пришлось долго осознавать шаткость этого положения. Как бы я ни радовалась, силой пришлось заставить себя смириться с тем фактом, что в любой момент все может стать еще хуже, чем было. Я должна была понять, что, вставая на путь борьбы в попытке вернуть Кхаана, не имела, по сути, ни одного шанса на положительный исход.
На сей раз мне следовало четко уяснить, что снова могу потерять все, и только это трезвое осознание способно стать моим единственным преимуществом на выбранном гибельном пути. Если я хочу попытаться, то не могу действовать вполсилы, но, выложившись на полную, не стану сожалеть, когда б решится, что все было зря…
Мысленно я дала себе клятву поставить все на кон спасения этого мира в обмен на жизнь моего мужа. Победа окупит любые жертвы с моей стороны, поражение — не заберет ничего, потому что у меня больше уже и забирать нечего. Если Кхаан умрет, я уйду вслед за ним в тот же миг. А пока судьба вольна пользоваться мной в угоду своим маниакальным повадкам.
Кхаан, живи! Я клянусь, что вынесу все и приду к тебе, мой порочный любимый супруг. В жизни или смерти. Я приду, я приду...
* * *
Рисхеэль, как и всегда, была молчалива и со всем почтением предана своему благородному одиночеству. Утопающая в снегах, переметаемая северными ветрами, столица необъятного Аграахона молчала и о своем горе. Лишившись владыки, она, казалось, и сама апатично испускала последний дух. Все здесь и ныне напоминало о тяжкой участи обитателя этого замка, его обреченной на отчуждение души. Посреди богатейшего государства, где жизнь била ключом в благополучии и достатке, стояла пустая внутренняя столица Рисхеэль, будто бы вовсе незаслуженно присутствуя на чужом празднике. И, вероятно, все обитатели ее замка были ей под стать.
Мое состояние всегда идеально сочеталось с тоскливым безвременьем этого места. Казалось, каждый коридор необъятного дворца Короля Аграахона звучал тем же гулким разочарованием, что нараспев стенало панихидой в моей душе уже настолько давно, словно бы тянулось и вовсе откуда-то из прошлых жизней. С первого дня моего появления в Рисхеэли в унисон мы с ней нехотя вдыхали сырой, пасмурный, щемящий воздух и всякий раз, будто в предсмертный час, делали тяжкие выдохи. Это было безмолвное сосуществование, это было даже что-то очень похожее на дружбу двух тихих душевно больных, присутствие в забвенном сознании друг друга которых не тяготило — утешало. Но лишь до тех пор, пока я не предала наш с ней негласный союз.