Ян хотя и выжимал меня на площадке до последней капли пота, обращался он со мной бережно. Это его рыцарское благородство неизбежно будило во мне женское начало. Иногда мне особенно трудно было выносить его тепло рядом, его запах, его мужественный вид. Дыхание сбивалось, а чем больше он пытался восстановить его, тем меньше оно поддавалось. К моему несчастью, Ян собственному благородству не давал слабины, и в любых, даже самых «жарких» наших сражениях, он оставался невозмутим и даже безразличен ко мне как к женщине. А потом я, кажется, поняла причину холодности мужчин. Монах пригласил меня на прогулку по монастырским угодьям и завел любопытный разговор:
— Рейна, со всеми превратностями судьбы королевы Элейн тебе достались и ее обязанности. Сейчас ты постигаешь то, что необходимо знать правителю и, разумеется, больше того, поскольку мы условились, что тебе нужно стать великим правителем. Сейчас тяжело, а будет еще тяжелее. Потому мы должны быть ко всему готовы. Ты не можешь лишь играть роль королевы, ты ею должна стать.
— К чему клонишь, Монах? — искренне не понимала я.
— Как всякая высокородная особа, ты не можешь делить постель с тем, кто подвернулся под руку, — наконец выдал он. — Ты должна свою невинность сберечь хотя бы до восхождения на трон, чтоб никто не мог кинуть камень в королеву, развлекавшуюся направо-налево с местными монахами и прислужниками.
— Ян не монах и не прислужник. Он доблестный воин, не вижу причин, по которым мы должны отказать друг другу в ласке, — нагло заявила я Монаху, так лихо взявшемуся за мою личную жизнь.
— Он это он, а ты — королева, воспитанная монастырем. Если ты вернешься в Кендру развратной девицей, кто уверует в твое благородство?
— А верноподданные мне под юбку лезть будут с проверкой? Или после моих шашней с приличным мужчиной на лбу метка засияет ярче полуденного солнца? — не унималась я.
— Поверь, все это без метки будет видно. В любом случае, Ян и остальные не посмеют даже дотронуться до тебя. Просто предупредил, чтоб зря не старалась и потом не расстраивалась.
— Почему ты так уверен, что не дотронутся? — веселилась я.
— Все просто: потери несоразмерны получаемому. А Ян, он вообще за идеологию, даже глаза на тебя не поднимет, королевское твое величество. Слишком высоки его принципы и непоколебимы идеалы. Когда он увидел тебя всю в увечьях и на последнем издыхании, он первый сказал, что выживешь. У него огромный военный опыт, на Северных равнинах он сражался против войск Кхаана весь срок в Десятилетней войне.
А уж когда ты ногтями цеплялась за голый камень и ползла из змеиной ямы, Ян заявил, что ты та королева, которой он будет служить. И, знаешь, Элейн, такие люди, как Ян, слов ведь на ветер не бросают, а каждая из малочисленных фраз звучит как клятва. Такие люди должны окружать тебя.
— Ты отправишь его со мной в Кендру?
— Скажу иначе: без него я не отпущу тебя в Кендру.
— Хотелось бы мне знать, для кого так яростно ты оберегаешь мою девственность, — хитро улыбнулась я, бросив вопрос в воздух.
— И мне... и мне. Как бы я хотел, чтоб у нас в запасе было больше времени. Тогда мы смогли бы укрепить Кендру союзом с другим государством. Было бы проще противостоять Кхаану.
— Ты выдал бы меня за какого-нибудь короля с седой бородой и обвисшим телом? — захохотала я, ступая по мощеной аллее парка.
— Думаешь, жизнь королевы сплошь удовольствия и исполненные прихоти?
— Близость — не прихоть, а потребность, — возразила я. — И раз уж я королева, то своим потребностям могу и буду создавать идеальные условия.