— И убрали того, кто один единственный мог сдерживать Шеограта в мире живых, — упал в кресло Монах, произнося это.
— Как он узнал о пророчествах? — впервые лицо всезнающего Хейнина покрылось испариной страха.
— А вот это главная загадка, — ответила я. — Но мне кажется, я знаю, как это произошло. Если на мгновение представить, что Угвур имеет связь со своим сердцем, с каждым из его осколков, а это значит, что мы сами преподнесли ему не просто всю необходимую, а даже исчерпывающую информацию.
— Как только Король Кхаан поглотил первый осколок, Угвур, а точнее его перерожденный дух — Шеограт, знал обо всем, о чем знал владыка Аграахона?.. — осознавая весь ужас нашей ошибки, спросила Арин.
— Именно.
— Подарок судьбы, что Шеограт еще не воцарился в этом мире?
— Точно не подарок, — в задумчивости произнесла я.
— Чтобы обрести физическую форму вновь, ему нужно сердце. Похоже, владыка Кхаан сдерживает Бога Тьмы в подземном мире, — сразу смекнул Хейнин.
— Вопрос только в том, сколько еще он сможет противостоять Шеограту…
— Души убитых нечистью осквернены и прямиком отправляются в подземный мир. Мне довелось однажды видеть бесчисленный полк неприкаянных людских душ. Истончившаяся, словно от ветхости, материя едва создавала рябь в воздухе. Они были похожи на водоросли в тихой заводи, монотонно пошатывающиеся вслед за едва уловимым колебанием водной толщи — ни чувств, ни боли, ни сожалений — только смиренное, бессильное ничто… Думаю, он таким образом подпитывает свою магию.
— Ваше Величество, как всегда, очень проницательны. Тьма забирает до последней энергию человеческих душ, — развивал мою версию Хейнин, — если все так, как вы предположили, то Шеограту нужны силы для противостояния с владыкой Кхааном, могущество которого в благодатной для черной магии среде подземного мира только увеличилось. Перерожденный Бог Тьмы знает, что получить сердце назад будет очень тяжело, но он непременно сделает все, чтобы это случилось. Вот почему Шеограт запустил свои щупальца в мир людей и ничего больше не предпринимает — сейчас он просто черпает в нем энергию.
— Но почему же сейчас, в отличие от того нашествия в Эригиле, слуги Тьмы не способны применять магию своего владыки, разве так процесс получения энергии не пойдет быстрее? — озадаченно спросила Верна.
— Мне кажется, только что ты сама ответила на этот вопрос, — произнесла я, наконец выстраивая полную логическую цепочку происходящего. — Они не способны как раз потому, что Шеограт находится в своем мире. Кажется, у них некая форма взаимной подпитки: слуги зависят от хозяина так же, как и он зависит от них.
— Магия Шеограта питает нечисть? Они заимствуют его силу для применения магии. Нет источника, нет силы.
— Таким образом, если Кхаан не выстоит против Шеограта, то мы получим чудовище куда страшнее, чем Угвур. А противопоставить уже будет нечего.
И снова проницательный взгляд Монаха уловил истину. Его глаза пытливо уставились на меня из-под тяжелых бровей, когда он спросил:
— Почему из твоих уст этот приговор звучит как надежда?
— Мне плевать на мир, в котором нет Кхаана, но если я смогу вернуть своего супруга, то этому миру очень повезло. Мы должны помочь Кхаану, чтобы чертов Шеограт не смог достичь цели.
— Что ты собираешься делать?
— Превратить свою боль в мудрость, — сухо бросила я.
— Думаю, если тебе удастся переработать хотя бы треть, то мы победим даже лежа на земле, — по традиции проворчал Монах, но его забота никогда не была многословной и чувственной. — Если ты позволяешь себе пространные изречения, значит, в твоей голове уже созрел какой-то вполне конкретный план.
— У меня нет плана, но есть способ помочь нам в войне с нечистью темного мира, — выдохнула я. — Арин, ты нашла нам кузнеца?
— Да, он ждет за дверью, Элейн.
— Вот и отлично, пускай зайдет.
Кузнец был простым работягой из населенного города за стенами Рисхеэли. Его одежда была перепачкана и местами изношена едва ли не до дыр, не спасал даже толстый кожаный фартук, который из-за настойчивости Арин не успел снять перед выходом из кузницы.
Мужчина смотрел на меня прямо, но с недопонимаем, для чего в такой спешке понадобился собравшимся. Того и гляди, из его рта вырвется проклятье за то, что потревожили в и без того смутное время. Незнание этикета не смутило никого из нас. Пора бы всем окружающим привыкнуть к тому, что почести можно отдавать лишь в мирное время, а на войне некогда раскланиваться.