За время моего путешествия к Рисхеэли по землям разросшегося Аграахона, я успела вдоволь насмотреться здешней бытности, но нигде не встретила ущемление простого народа. Да, судьбы людей были всевозможными, кто-то терпел слишком много лишений, кто-то меньше, но никого не сжигали в адском пламени короля, никого не вешали на заборах в назидание.
Порой меня одолевало любопытство, хотелось знать, кто же он таков на самом деле, человек, супругой которого мне предстояло стать через каких-то пару недель, тогда я заводила пространные разговоры с людьми в любой из земель. Мнения не так уж отличались. Все считали нового правителя сущим дьяволом, но никто не мог сказать, что дьявольского сделал конкретно им Кхаан. Выходило, что страх был, как минимум, одним из источников этих чудовищных слухов.
— Однажды я видел его собственными глазами. Один только облик короля нагнал на меня ужасу до седых висков.
Такие рассказы больше походили на переданные из уст в уста страшилки, где едва ли кто-то из всей цепочки рассказчиков и впрямь видел нынешнего своего монарха. В целом, я вполне убедилась, что жизнь здесь ничем не отличается от жизни в любых других уголках Хагейта за исключением некоторых особенностей. Иногда мне встречались странные места, некие кладбища, но скорее даже братские могилы. Эти места были огорожены забором и всегда прилежно содержались в порядке. На тех могилах росли только черные цветы, похожие на орхидеи, а их аромат больше напоминал запах крови. Если подойти поближе, что в принципе было делом не для слабонервных, так как незримая сила давила на душу, заставляя опасаться этого места, то от этих курганов так и веяло холодом, будто там, в земле, лежали не люди, а осколки льда.
— Что это за странные погосты? Кто здесь похоронен? — спросила я однажды у хозяина таверны, где остановилась на ночлег.
Мужчина средних лет с залысинами и обвисшими мешками под глазами лишь тяжко вздохнул и скосил на меня осуждающий взгляд. Мое любопытство было чем-то кощунственным для него. Больше я не спрашивала у местных, не желая ранить память этих людей в угоду праздному любопытству. В конце концов, я здесь чужачка, просто путница, которая, покинув деревню, через пять минут и названия ее не вспомнит. Они молчали, а я и без того понимала, что такие могилы не следствие войны или мора. После того как я столкнулась с Вихрем чернокнижника на Сигильских равнинах, темную энергетику ни с чем уже не перепутаю. Эти могилы напрямую связаны с Кхааном и его чарами, у них даже аура одна. А молчание жителей логично: кто станет болтать о деяниях смертоносного короля какой-то чужачке? Какова вероятность, что позже деспот не придет за их душами?
— Это было три года назад, — внезапно произнес старик.
Я повернулась к нему и увидела всю пережитую в тот день жуть на его лице.
— Черная магия…
— Игры бога — так мы зовем подобное, — склонив голову к земле, сказал крестьянин.
— Бога? — с сомнением переспросила я, вообще не понимая, о чем толкует собеседник.
— Шеограт, — прошипел старик и поспешно направился прочь, будто опасался, что, болтнув лишнего, накликал на себя беду.
В замок столицы я прибыла в гордом одиночестве за неделю до назначенной церемонии, потому как хотела успеть немного привыкнуть к новому месту. Дхе-Фортис мне взять не позволили, поэтому генерал Ян и мои воительницы ждали назначенного срока на границе Кендры и Пустынных земель, чтобы пересечь расстояние и прибыть ко дню церемонии.
Я шла к королевским баням, заглядывая чуть ли не за каждую дверь. Где-то дальше по коридору разливался звонкий смех женщин и их вожделенное щебетание. У меня даже не было никаких сомнений, что происходит в той комнате. Только ослепленные необузданным желанием могут издавать такие непотребные звуки. Дверь оказалась открытой, и я невольно бросила взгляд, как ни пыталась обойтись без любопытства. Кхаан лежал на широкой софе, а рядом с обеих сторон от него в самых развратных позах извивались молоденькие девицы. Они лизали его мускулистое тело своими острыми языками, желая пробудить животную страсть короля. В его ногах сидели еще три красавицы, они по очереди припадали пухлыми губами к его могучему фаллосу, кокетливо заигрывали и ласкали бугрившуюся плоть. Кхаан никак не реагировал, но по его возбужденному органу было и без того понятно, что все эти ублажения он более чем одобряет.