Ойго ничего не ответил на мой выпад, но уголком губ все же ехидно усмехнулся.
— В таком случае, если бесподобная и необычайно терпеливая королева Элейн не возражает, я начал бы с предыстории…
— Вот в этом и заключается главный талант моего старого приятеля Ойго. Он все равно сделает так, как ему нужно. Если ему нужно, чтобы выслушали все его байки, он непременно все так и организует.
— Я не стремлюсь травить пустые байки и тратить время королевы мира людей, у нее в грядущем есть дела куда важнее, чем подобные сомнительные развлечения. Моя цель - облегчить судьбу мира перед грядущим, а королева Элейн одна из немногих, в чьих руках информация может стать оружием получше любой магии, — он придвинулся ближе к столу и, уперевшись локтями в его неровную поверхность, тихо заговорил. — Угвур — древнее проклятие этого мира. Алчный до власти, жадный до смертей, был не плотью и не кровью природы, скорее порождением тьмы. Он никогда не проявлял жалости, не ведал пощады даже к голодному ребенку, которому пришлось украсть ради выживания. Угвур был сыном тьмы, а потому полноправно обладал ее магией. Могущество чародея не имело границ, и с каждым новым завоеванием оно только возрастало. Баланс всегда брал свое, и если в мире находилась сила, то ей обязательно противопоставлялась другая. Так было и с Угвуром. Ему противостояла Шаэлин — ведьма западной пустоши, последняя из первородных Баланса. Так вышло, что Угвур проникся к ней желанием, но для Шаэлин, как и для всего мира живых, он был лишь чудовищным порождением мрака, что сеет смерти и разрушения.
Угвур выжег царство Шаэлин, убил всех до единого, всякое живое существо было убито с присущей Угвуру жестокостью, только теперь, под действием лютой внутренней злобы из-за отказа Шаэлин, он был еще страшнее. Мир горел в пламени гнева Угвура, его черной магией разрушались города, стирались с лица земли страны, вершись судьбы эпохи. Шаэлин не было покоя. Она прекрасно знала, что пока жив Угвур, ни мир людей, ни она сама не обретут покоя.
Шаэлин сдалась. И исчадие мрака заполучило ее в свои объятия. Она дождалась, когда этот монстр обессилит на ней и уснет. Храбрая колдунья вонзила в сердце тирана магический клинок, созданный из страданий тех, кого погубил ее супруг, и расколола черное сердце на множество осколков. Шаэлин думала, что отныне этот мир вздохнет с облегчением, что у него будет шанс начать все сначала, но когда сердце стало срастаться в единое целое, она поняла, что убить Угвура не в ее силах.
Колдунья собрала осколки черного сердца и покинула замок, в котором отныне тлело тело самого жестокого из всех напастей этого мира. Остаток своей жизни Шаэлин провела в скитаниях. Она исходила все земли Хагейта, все до единой и даже Древние королевства…
Ойго достал еще одну карту и разложил на столе рядом с первой. Они были идентичны. И что примечательнее всего, так это отметки, на обеих картах они повторялись все до единой.
— Она прятала осколки сердца Угвура?.. — догадалась я, с ужасом выстраивая логическую цепочку из предоставленных сведений. Меня бросило в дрожь от осознания происходящего.
— Все верно, моя королева. Ваш супруг собирает осколки черного сердца, — спокойно подтвердил Ойго.
Повисла грузная пауза. Каждый из присутствующих был занят собственными мыслями об услышанном. Но мне казалось, что степенно переваривать информацию это сейчас непозволительная роскошь для меня.
— Седжал, я в толк не возьму, зачем ему это? — едва слышно говорила я Монаху, картинка в голове не складывалась. Не могла я даже на мгновение представить, что умнейший из всех, кого я в жизни встречала, руководствовался примитивной жадностью до всевластия.
— Чтобы никто уже не мог ему что-то противопоставить.
— Седжал, ты не хуже моего знаешь, что ему давно уже никто не может что-то противопоставить. Кхаан всемогущ. У него точно другая цель.
— Вот именно. И твоя задача, понять, какую угрозу ценит твой супруг настолько высоко, что готовится так основательно, — в привычно командирской манере напутствовал Седжал.
— Когда Кхаан вернется, я непременно спрошу его во время утреннего секса, какие у него планы на сердце Угвура… — съехидничала я в ответ.
Монах будто не обратил внимания на брошенную мной в недовольстве фразу, хмурясь, он посмотрел на меня и ни с того ни с сего снова сменил тему: