Еще месяц ушел на то, чтобы разработать руки, только ничего, кроме листа пергамента я в них удержать не могла. После изнурительных тренировок меня приводили в чувства горячими банями или источниками, а потом погружали в ледяные скважины. Кипяток обжигал мою кожу, лед – сковывал и колол до онемения, а я никак не могла защититься от их воздействия. Поначалу мне помогали двое послушников там, где не справлялись женщины, например, достать или погрузить в источник меня, но потом будто получили команду стоять в стороне. И меня просто оставили наедине с моей беспомощностью. Весь двор смотрел на то, как я корчусь в попытках выкарабкаться из убивающей жаровни или, наоборот, замораживающей кровь в венах ледяной стихии. Это было частью восстановительных мер. Все прекрасно понимали, что дело пойдет быстрее, если добавить в тренировки опасности и диких условий для самовыживания.
Ноги не слушались совсем, их будто и не было у меня никогда. Руки отзывались, но их способности были не велики. Они становились ватными почти сразу, как пыталась подтянуться. Пару раз я срывалась обратно в воду, меня окунало с головой, от бездействия рук и ног меня тащило на дно камнем. Я хлебала воду легкими, теряя ориентацию и последние силы. Вот тогда вновь включался тот спасительный инстинкт, который не дал умереть на Теуругских равнинах. Сжимая зубы, я какими-то нереальными усилиями заставляла руки грести к поверхности и, кашляя, задыхалась потом еще очень долго.
Этот метод был единственным рабочим, никогда уговорами о прекрасной будущей жизни не добиться даже близко того эффекта, который достигается угрозой смерти здесь и сейчас. Вскоре мои тренировки были построены таким образом, чтобы даже малейшее движение предопределяло спасение из рук смерти. Меня топили, подвешивали над ущельем, бросали в яму со змеями – делали все, чтобы пробудить животное стремление выжить. И это были не какие-нибудь постановки, не игры. Я знала наверняка, если у меня не получится передушить всех змей в яме, то яд одной из них убьет меня в страшной агонии. Если не выплыву, то гнить моему слабому телу на дне этого колодца. Если не сумею подтянуться на утес, то после смертельного падения на острые пики внизу, моя душа еще сможет увидеть, как коршуны делят долгожданную падаль на куски.
Вскоре сквозь лиловую синеву узоров на моем теле стал проявляться белый оттенок. По мере возвращения чувствительности и подвижности в мое тело, ко мне стали проявлять еще больше заботы. При помощи масел и каких-то ароматных средств мои волосы за эти полгода отросли к плечам. Никогда в жизни не носила такой длины, даже в детстве. Я жила в бедной семье, моим родителям было проще обривать меня наголо, чем выводить насекомых из роскошной шевелюры. Потом меня отдали на службу, а в армии нас стригли очень коротко, чтобы еще и внешней жестокости придать. Если раньше большую часть дня занимали тренировки и разные процедуры по восстановлению двигательной системы, то сейчас времени на уход за моей внешностью выделялось столько же. Меня по-прежнему возили в кресле, во-первых, потому что я хотя и могла с трудом стоять на ногах, но это было лишь непродолжительное время и без движения. Шаги мне не давались.
Искусные целители монастыря Вейон делали мне ежедневные массажи, стимулируя приток крови к мышцам и коже. После них я готова была летать, не то что ходить.
Дальше меня забирали девушки-послушницы, и я часами сидела в теплых купелях, которые украшали лепестками роз, ароматизировали душистыми маслами из экстракта пиона и чубушника. Мне расчесывали волосы и делали массаж лица, ухаживали за ногтями и придавали форму. Тонкие пальчики послушниц скользили по моему телу, нанося мыльный раствор. Их щекотливые прикосновения вызывали легкую рябь на коже. Будто бы невзначай они уделяли более трепетное внимание моим особенно чувствительным местам. С блаженным и в то же время безразличным видом, каким готовили суп на кухне или мели двор, девушки гладили мою грудь до ее полного окаменения.
Первой моей реакцией было удивление, но, возможно, служительницам монастыря запрещены жесткими правилами любые отношения с мужчинами. Но ласки между собой считаются чем-то безобидным. Богов-то своих они не предают, не отдаются земным бесам. Однако очень скоро я убедилась, что эти девушки не ищут ласк для себя, они выполняют лишь то, что им велели, будто это рядовой массаж или кормление немощного.