Половина дня пролетела для меня быстрее получаса. Стоило только остановиться и выдохнуть, как усталость тотчас подло заползла в каждую мышцу. Телу быстрее требуется отдых, чем разуму, а потому я вынуждена была оставить работу и устроить короткую передышку от изнурительной физической деятельности, но не от умственной.
Я стерла рукавом пот со лба и откинулась спиной на грубую фактуру алтарного валуна с его тыльной стороны. Общая суета, происходящая вокруг, не мешала, а, напротив, создавала фон для бесполезных мыслительных потуг, которыми я напрягала свой разум с тех пор, как Монах открыл тайны дневника. А тот факт, что все были заняты своим делом, отвлекал от меня какое-либо внимание кого бы то ни было. И только один взгляд неустанно следил за мной в течение всего времени, что мы находились в месте захоронения.
— Даже не стараешься сделать вид, что твоя истинная цель здесь — это не шпионить за мной, — бросила я, услышав шарканье его недействующей ноги по пожухлой траве. — Ты слишком подозрительный, чтобы назвать обе наши встречи случайностью.
Хромой незнакомец, который еще в Изгире показался мне уж слишком знакомым, хотел, чтобы его заметили. Вот почему сразу после моих реплик он вышел из-за обелиска и остановился на некотором расстоянии, показывая, что в его намерениях ни секунды не подразумевалось злого умысла. Это очень походило бы на почтение, если бы мы встретились в другом месте и при других обстоятельствах.
К черту фантазии о учтивых и всецело преданных незнакомцах. Их на свете еще меньше, чем единорогов с радужной гривой. То есть — нисколько. Я кивнула головой на место рядом с собой и тихо произнесла:
— Не нужно вызывать подозрений. Просто сядь рядом, словно это беседа давних знакомых, а не то окружающие примут нас за только что повстречавшихся неприятелей. Нам ведь не нужно, чтобы они знали правду, верно? Особенно Дхе-Фортис.
— Как могу я, презренный раб, сесть рядом с дамой, да еще и той, что носит титул королевы мира людского? — спросил он, нисколько не смущаясь, но и не обличая высокомерия.
— Здесь только ты видишь ту, о которой говоришь. Так что оставь пока призраков в стороне и располагайся с удобством. Раз противишься компании особам королевских кровей, не гнушайся сесть рядом с безродной воительницей.
Хромой усмехнулся, глядя на меня внимательным прищуром, а потом все же последовал моему настоянию. Довольно ловко сладив со своей недействующей правой ногой, он сел на траву все так же на расстоянии.
— С таким успехом ты мог бы остаться там.
— Они нас не слышат, — спокойным тоном ответил хромой, вскинув головой в сторону самого ближайшего к нам жителя деревни.
Почему я вдруг ему поверила? Пока размышляла над этим, его рука нырнула во внутренний карман плаща, а вынырнула уже вместе с потертой курительной трубкой. На лице подозрительного собеседника появился вопрос, позволено ли ему закурить в присутствии безродной воительницы. Я ответила утвердительно кивком головы, после чего хромой сразу же поджег табак в трубке.
Пользуясь его занятостью процессом раскуривания отсыревших листьев, я призвала к откровенности:
— Ну же, поведай мне о своих невзгодах, раз так отчаянно следуешь за мной всюду, кроме разве что замка в Рисхеэли.
Хромой хрипло усмехнулся, выдыхая терпкий дым, и тотчас произнес:
— Кто сказал, что замок исключение?
Кажется, этим вопросом он намеревался вызвать мое удивление, но надежд его я не оправдала. Было ли в этом мире что-то, что еще способно меня удивить?.. Я бы отнесла этот вопрос к риторическим, но все же решила дать шанс благородному собеседнику, замаскированному под бродягу.
— Кем ты приходишься Кхаану? — монотонно спросила я, едва скосив взгляд на собеседника.
— Недурно, — только и усмехнулся хромой, щурясь от попавшего в глаза дыма. — Весьма.
Он явно не рассчитывал на что-то подобное от меня, выстроив в голове определенный алгоритм, по которому я должна буду действовать, беседуя с ним. Позабавило.
— Ожидал пятиминутного обморока от скованной монастырским режимом воспитанницы?
— Нет, я никогда не предполагал, что королева Элейн окажется личностью заурядной, потому что был подготовлен заранее.
В очередной раз я заметила, что в голосе хромого не было неловкости, которую обычно обретают языки людей при обращении к другим людям высших званий и чинов. И хотя в его интонации не было неуверенности, но в ней отчетливо слышалось уважение, не напускное, не предписанное этикетом — самое настоящее уважение, которое испытывают к тем, кто спас страну от разорения или защитил собственной грудью от неминуемой гибели правителя.