«Королева Элейн — благородная, но не высокородная. В ее жилах не голубая кровь — сталь, в ее разуме не мысли — мудрость, в ее поступках не действие — решимость. Только ее рукой куется смерть или жизнь держав, только ее сердцем вершатся судьбы мира…»
Итого четыре. Но раз уж мы начали выметать пыль из всех углов этого ветхого мира, готовясь к новым его реалиям и неизбежностям, то просто обязаны быть честными как минимум с собой.
Монах встретил меня в Вейоне, в очередное наше осознанное сновидение. Мы больше не рассуждали, не ломали головы над смыслом. Пользуясь возможностью, мы с Седжалом просто молчаливо бродили по засыпающим в преддверии зимы садам забытого богами и дьяволом монастыря. Я искренне наслаждалась нашей спокойной прогулкой, вспоминая дни, проведенные в Вейоне. А вот Седжал только сильнее горбился и становился все более хмурым с каждым новым шагом.
— Твои Дхе-Фортис стали такие же, как и ты. Из миллиона возможных пейзажей и мест они обязательно перенесли нас в траурный ноябрь Вейона. Того и гляди, мимо понесут наши гробы, а в главном храме закажут панихиду, — хрипло сплюнул раздражение Монах.
В последнее время он все чаще в таком состоянии. Каждый из нас чувствует приближение чего-то фатального. Даже я, не обладающая магическими силами, хорошо понимаю, что грядет нечто такое, что повлияет на судьбы всех и заберет жизни многих. Монах слишком долго варится в этом котле, по легкому дуновению ветерка он способен предвидеть начало большой бури.
Вздохнув, я как можно ласковее произнесла:
— Седжал, кажется, пришло время открыть мне тайны еще двух пророчеств, которые ты так стыдливо прячешь за душой.
Он знал и без меня, давно знал, что настанет день, и, если не скажет он, то обязательно спрошу я. Этот день настал. Он сам своей рукой поставил меня на этот путь, ему ли теперь скрывать и прятать? Конечно, Монах не собирался поворачивать назад, конечно, он все так же был непреклонен в раскрытии истин. А скорее он хотел наконец отважился посмотреть судьбе в глаза и убедиться, что все те жертвы, которые пришлось принести, не были напрасными… Он так боялся, что все было напрасно.
Решаясь, возможно, на самое постыдное откровение в своей жизни, за несколько секунд Седжал постарел лет на двадцать. Поначалу он было взял у меня грифель и записную книжку, в которой я фиксировала все связанное с пророчествами, но рука Монаха совершенно не слушалась. Сдавшись, он протянул мне мои письменные принадлежности и с горькой усмешкой произнес:
— Не сочти за труд, Королева мира людей. Запиши ты.
— Только если уберешь эту величайшую скорбь со своего лица… — грозно посмотрела на Монаха я, считая, что как-то он рановато начал хандрить. — И официальный тон. Это делает тебя жалким.
— Пиши, не придирайся, — буркнул он, с раздражением закатив глаза.
— Моя рука ждет твоих указаний.
— «Королева Элейн будет явлена Сигильскими равнинами в год самой глупой войны всех времен и народов. Из сотен тысяч павших только ее сердце отречется от смерти, его огонь будет гореть даже в остывшем теле, ибо предречена ему судьба иная. Так начнется путь перерождения величайшей из королев». Это шестое пророчество и еще одно из тех, которыми я владею, помимо собственного. Оно следует за фрагментом Рубена.
Мне пришлось попросить Седжала повторить, потому что моя рука остановилась сразу же на первых словах пророчества. В конце концов, эта часть была чуть ли не самой неожиданной именно для меня, потому что составлена она про меня. Нет, не об Элейн, этот фрагмент говорил о Рейне. О том, что солдату с низшим званием, девушке без фамилии из низшего социального слоя предначертано облачиться в мантию, расшитую красной нитью чужой судьбы. Почему мне вдруг стало до тошноты противно от услышанного? Не оттого ли, что мое везение изначально было паршивым, не потому ли, что, выбирая глупую жертву, из всех-всех в этом чертовом мире именно на меня указал острый коготь судьбы?.. За какое прегрешение я оказалась даже не первой — единственной — в этом списке на проклятие неудачей? Глупо было ожидать, что молчаливые и безликие палачи ответят на вопросы, которые разумно задавать лишь судье.
— С его помощью найти меня не составило труда, верно, Седжал? — выдохнула я, всей душой презирая каждое слово в этом фрагменте пророчества.