Его зубы вонзились в мое плечо, в жадной агонии прокусывая кожу до самой кости. Я зажмурилась от резкой боли и, поймав крик на кончике языка, сглотнула его обратно в пересохшее горло. Вызывая тошноту и отвращение, горячий поток крови растекался по груди. В злости, я только крепче сжала объятия и даже не собиралась препятствовать Кхаану вымещать на мне свой безрассудный гнев. Если ему так легче, пускай вымещает…
Когда все закончилось, мое тело уже даже не болело, оно просто окаменело от длительного напряжения, от противостояния. Возможно, мозг таким образом попытался защитить меня от критичной порции мучения, которое мне причиняли переломы и травмы от сопротивлений Кхаана. Под собственной тяжестью, неспособное самостоятельно удерживать вертикальное положение, я рухнула набок. Ожидая удара головой о каменную поверхность пола, я немало удивилась, когда этого не произошло. Кхаан поддержал, хотя я, наверное, сейчас была бы очень рада отключиться. Боль действительно была убийственной.
Так я осталась в сознании, наблюдая за происходящим сквозь влажную пелену слепоты, принесенной едва сносимой болью. Кхаан силился вернуть себе способность двигаться быстрее, чем это могли позволить онемевшие мышцы. Он вынужденно сбавил темп, позволяя телу накопить каплю силы, медленно сочившуюся сквозь мелкое сито усталости. Вскоре его дыхание, хотя и сопровождаемое протяжными хрипами, выровнялось. Запястья, щиколотки и шею покрывали рваные раны от оков, из поврежденных участков кожи обильно расползались кровавые дорожки. Дрожащими от долгого напряжения руками Кхаан расстегнул кандалы и небрежно сбросил их на каменный пол.
Как только металл, запирающий магию, был отвергнут, Кхаан вновь обрел способность к регенерации. Его тело в считанные мгновения излечилось от всех полученных повреждений. К Королю Аграахона вернулось его прежнее величие, только теперь оно было усилено новым осколком черного сердца Угвура. Предпоследним.
С указательного пальца он снял кольцо, инкрустированное большим черным камнем, и надел на мой большой. Подчиняясь величественной силе его магии, моя боль моментально отступила. В следующий миг я уже была абсолютно невредима, хотя все еще ощущала где-то глубоко внутри ледяное касание, которым смерть успела поставить на мне свою печать.
Кхаан бросил на меня пустой взгляд, а затем просто повернулся и пошел прочь. Без единого увечья, способная сейчас даже вступить в схватку с целой армией, я не могла пошевелиться и просто продолжала лежать на полу в полном оцепенении. Мысли занимало лишь удивление над безрассудным поведением. Теперь мне еще любопытнее, ради чего я все это терплю?..
В гулкой тишине, в слепящей темноте не было мне ответа. Только лицо Кхаана, моего деспотичного супруга, перед глазами, к коему после всего содеянного я не испытывала отвращения. Как глупо, тайно боготворить чью-то способность к самопожертвованию, поставив на колени собственную гордость. Очень глупо, Элейн.
Я медленно поднялась. Не позволяя мыслям захватить разум, которые неизбежно спровоцируют бурю в сердце, я просто покинула подземелье...
Глава 20
Так началась зима. Долгая, а в столице Аграахона еще и холодная.
С того дня в подземелье Кхаан отдалился от меня настолько, насколько это было вообще возможно в границах необъятного замка. Он отказался даже от своего излюбленного занятия — близости со мной, утоления своего всегда ненасытного, извечно грубого желания. Его внимание и милость снова были отданы гарему. Наложницы не отходили от своего господина даже тогда, когда он вел длительные переговоры со своими военачальниками. Двери этих советов всегда были закрыты наглухо, а угрюмое молчание генералов давало понять, что их встречи не рядовые посиделки на лаврах.
В замке становилось все люднее, словно назло, словно умышленно Кхаан собирал вокруг себя бесчисленное количество подданных, приехавших из регионов необъятного Аграахона. Нет, он точно не разлюбил тишину и спокойствие в стенах своей королевской обители, по-прежнему с трудом перенося шум, который причиняют даже самые смиренные из людей, но, кажется, теперь он не мог позволить себе даже эту привилегию.