Не было нужды скрывать свои истинные мысли, не было ни одной причины показывать свои истинные чувства, а потому я продолжала играть по правилам Кхаана. Бездушная кукла просто следует за кукловодом, не надеясь на объяснения, не рассчитывая даже на минимальное уважение.
— Почему ты не мог просто перенести нас к нужному месту? — спросила я, глядя на супруга сквозь пламя костра.
— Здесь повсюду магия Шаэлин, — словно ничего логичнее не было, мягко произнес Кхаан.
— И? — мой голос не терял враждебной ноты.
— Во мне кровь Угвура, ты ведь уже знаешь это, — снова мягко бросил недосказанность он и отправил в огонь еще несколько поленьев.
Видимо, пламя, которое нас разделяло, казалось ему недостаточным барьером для разграничения наших разных положений во всей этой истории с пророчествами. Кхаан всегда очень доходчиво объяснял то, что должно быть понято. Будь то слово или действие, но за ними никакой двусмысленности.
— В тебе ведь и ее кровь также, — нахмурилась я в попытке увидеть суть в его оборванной фразе, отмечая при этом, что Кхаан сегодня напрочь отказался от привычной властной манеры поведения.
— Она запечатала силы, дающие возможность снять барьеры вокруг тайников. Чем я ближе к завершению его духа, тем сильнее запрет на магию.
— Это так Шаэлин пыталась помочь избранному потомку?
— Избранному? Или проклятому? — спросил Кхаан с сомнением. Кажется, он и сам не знал, какой ответ является правдой, а какой его личным желанием. — Для нее каждый из нас был лишь его потомком. С каждым из нас она поступила бы так же, как с Угвуром. В борьбе между чувствами справедливости и обиды Шаэлин встала на сторону второго.
— Ведь она одумалась, пусть и поздно, разве нет? Не она ли помогла тебе, передав наследие и знания?
— Нет. Все это я узнал бы и без нее. Увы, я знаю и больше.
— При всех талантах ты еще и пророк?
— Не имеет значения, кто я, — усмехнулся Кхаан, отчего лично мне совершенно не хотелось радоваться.
— Хочешь сказать, что тебе были бы открыты все замыслы Баланса? Как?
— Если скажу, что от него самого, поверишь в такое?
— От кого? Баланса? — он кивнул утвердительно, тогда я добавила: — Поверю.
— Почему? — казалось, Кхаан искренне заинтересовался.
Впервые за этот день на его лице появились хоть какие-то эмоции, сменив гнетущую задумчивость. Постепенно и я оставила свой то ли враждебный, то ли обиженный тон, продолжая наш тихий разговор этим признанием:
— В моем представлении ты тот, с кем вполне может считаться даже сам Баланс. Один вопрос: если вы такие друзья, чего ж он не взвалит на себя эту ношу? Почему доверил человеку судьбу, с которой впору тягаться богу?
— Быть может, только человек способен понять ценность этой борьбы?
— Человек скорее поймет цену, которую за эту борьбу платит. А ценность… ценность — это что-то такое, что ждет тебя лишь в случае счастливого финала. На каменном же надгробии они будут смотреться насмешливо и глупо.
— Страх такого исхода действует лучше плети только для человека. Хочу сказать, что ни один бог никогда не познает боли потерь, — твердо ответил он.
— В этом-то и есть самая страшная истина, которую верующие прячут в дальнем уголке своего обманутого сердца. Богам нет нужды идти на жертвы, а принудить их делать это попросту нечем. Люди — другое. Что же боишься потерять ты, Кхаан?
— Ничего. Во мне нет страха, Элейн.
— Тогда чем ты отличаешься от богов?
— Сейчас это уже не так и важно. Я боялся, прежде чем ступить на этот путь, в противном случае я бы на нем не оказался.
— Что же могло вытеснить из твоего сердца главное чувство для таких жестоких и гибельных путей, как этот?
Кхаан молчал, хмуро глядя в огненную завесу перед собой. Мыслями он был где-то очень далеко отсюда, чувствами — еще дальше. Зато мои лежали совсем у поверхности, и эта тишина между нашими фразами вытягивала их все ближе. Под ребрами расползалась омерзительная изжога, имя которой — страх. Передо мной не стояло цели быть надоедливой, но мое подсознание инстинктивно подталкивало меня к новым вопросам. Как еще было бороться с пугающим молчанием?..