— Не ради богатства ты все это делал. Ты никогда не был беден, полная казна — так себе мотивация. И в итоге, что не дает тебе сдаться и повернуть назад?
Он молча смотрел на щепку в своих руках, а потом бросил ее в пламя и с сожалением произнес:
— Возможно, надежда вернуться?
Но Кхаан больше не произнес ни слова, в мгновение его слух напрягся, а взгляд устремился к подозрительно молчаливой ночи. С этого момента его действия стали несколько торопливыми. Кхаан достал нож и безжалостно полоснул свою ладонь. Кровь заструилась багровыми подтеками, окропляя землю под его ногами. Капли, касаясь земли, испещряли ее точно вены плоть, а потом словно ищейки зарывались вглубь. Ритуал? Это был ритуал?
— Элейн, тебе придется немного отвлечь их от меня… — прохрипел Кхаан, бросая мне мой меч, а дальше он снова сосредоточился на поиске последнего фрагмента где-то в недрах земной тверди.
Я ничего не поняла, но на вопросы у меня попросту не осталось времени, так как уже через мгновение до меня донеслось гнилостное дыхание смерти. Землю под ногами разорвала глубокая трещина, горящие поленья нашего костра рухнули в неизвестность, а мы с Кхааном оказались по разные ее стороны.
Ни один из нас не успел что-либо предпринять: Кхаан — потому что был занят, я — потому что оставалась в блаженном неведении, как вдруг из расщелины вырвалось зеленое свечение, а вместе с ним во весь рост поднялось мертвое войско. Теперь нас с Кхааном разделяла еще и реальная угроза. Так вот кого я должна отвлечь или развлечь, ха! Любопытно только, каким вот образом, когда во мне нет ни капли магии, а они напрочь ее порождения?
«Что ж, отвлекать — не убивать...» — сказала я себе и ринулась к полчищу, однако уже первый замах меча приятно удивил, когда голова мертвяка, отсеченная от тела, покатилась под ноги соратникам. Оторопевший от моей молниеносной атаки или своей такой глупой гибели, мертвяк рухнул на землю бесформенным мешком.
Нечего говорить, что подобная смелая выходка стоила мне едва ли не единоличного властвования над вниманием мертвой армии. Оставалось только надеяться, что Кхаан закончит раньше, чем я потрачу все силы на сражение с этим неиссякаемым полчищем. Сразу после этой мысли раздался пробирающий до самого нутра треск ломающихся костей.
— Это ведь не может быть магией Шаэлин, — предположила я, уходя в подкат.
— Нет, это просто порождения Тьмы, — размеренный голос прозвучал над головами мертвяков.
Сраженные убийственной силой Кхаана приспешники темного мира рассыпались в прах вокруг своего убийцы. Мой супруг расчищал себе путь и уже через мгновения достиг своей цели. Перемахнув через расщелину, Кхаан оказался рядом со мной и продолжил отбиваться от бесконечного потока мертвяков.
— Почему я могу сражаться с ними простым оружием? В Эригиле меня спасла только зачарованная тобой корона, меч же был бесполезен.
— А вот это как раз магия Шаэлин. Она справедливо действует не только на мои чары, но и любое порождение Тьмы. Пока не рассеется защитный барьер, который наложила колдунья на эти земли, они уязвимы даже к деревянной палке.
— Отлично, и что им тут делать?
— Очевидно, они не хотят, чтобы и последний осколок достался мне.
— Ну надо же какая солидарность… Разве они могут тягаться с тобой за право обладать осколком черного сердца?
— Они чувствуют, что я слаб в такие моменты, к тому же энергия Угвура сводит их с ума, соблазняя своим могуществом. Всякая нечисть хочет владеть этой силой, — на мгновение Кхаан оторвался от битвы, чтобы призвать подавленную заклятьем Шаэлин темную магию. швырнув сгусток убивающих чар в ближайших противников, Кхаан добавил: — Так было всегда, разница только в том, что сегодня их больше.
— Ты не можешь сейчас поглотить последний осколок, потому что это смертельно ослабит тебя?..
Закрыв меня собой, Кхаан вернул себе свое могущество и словно бы без усилий смел всю бесчисленную нежить обратно в разлом. Расщелина сверкнула яркой вспышкой напоследок и схлопнулась. Лишь рваная полоса соприкосновения двух земляных плит свидетельствовала о том, что мгновением ранее здесь произошла какая-то аномалия.
Кхаан повернулся ко мне. В его глазах все только что произошедшее было не более чем обыденностью. Ничего вокруг, казалось, не способно было вызвать его эмоции.