Кхаан остановился напротив, я сама не заметила, как мы оказались в главном зале, где сегодня было особенно мрачно и тоскливо. Сквозь высокие узкие окна в это необъятное и холодное помещение вползали сумерки. Их серые одеяния вызывали брезгливость своим видом и прикосновениями, отчего мне хотелось поскорее зажечь свечи и прогнать шепчущие злорадства фантомы.
Похоже, Кхаан не ожидал то ли такой догадливости, то ли прямого вопроса. Его суровый взгляд медленно обратился ко мне, но по этому непроницаемому лицу я никогда не могла прочитать мыслей человека, ближе которого у меня и нет.
— Ты удивительная женщина, Элейн… — лишь это из всего того, что держал в мыслях, озвучил Кхаан и снова замолчал, не отводя при этом взгляда.
— Не говори мне комплиментов, иначе я подумаю, что это твоя прощальная речь, — для вида усмехнулась я, а внутри всеми силами пыталась сдержать захлебывающееся паникой сердце.
Мне теперь еще сильнее была не по нутру эта скованная безвременьем пустота. Кхаан почти сливался с ее серым пространством, словно растворялся в ней, словно становился ее частью. Я сглотнула сухим горлом, отчего показалось, что эта седая старуха влезала в мое нутро, царапая до хрипоты небо, обрывая голосовые связки.
— Тогда что бы ты хотела услышать от меня на прощание, Элейн? — прошептал он, будто боялся, что голос может подвести.
В тот же миг, как он произнес эту фразу, меня пронзило насквозь. Я намеревалась пылко сыпать вопросами, призывать к откровению, умолять об искренности, но на деле смогла лишь выдавить тихое:
— Так ли это необходимо?..
— Возможно, и нет необходимости, учитывая обстоятельства, при которых наши судьбы были переплетены между собой…
— Прощаться, — слово свинцовой тяжестью буквально рухнуло на землю.
Кхаан открыл рот, но лишь резко выдохнул поток воздуха. Без слов. Без обещаний. Но с чувством. Тогда мне стало только хуже.
— Да.
В тронном зале стало еще мрачнее. Или это только мне казалось…
Мне казалось, что я вижу каждую частицу этой пустынной, дряблой темноты, собирающейся в одну сплошную черную массу, нагнетающую, подавляющую… Она запрещала мне сопротивляться, она диктовала мне повиновение, когда я так отчаянно боролась за право возражать!
— Ты — величайший король мира людей! Нет тебе равных и даже близко похожих, — то ли констатировала, то ли уговаривала себя к заблуждению я. — Соперничать с тобой может только смерть…
Это был не первый раз, когда я хотела, чтобы меня настигла смерть посреди Сигильских равнин, но сегодня был тот самый, при котором у меня оставалось так мало надежды. Ничто не угрожало моей жизни, но это же ничто обещало мне что-то еще страшнее — существование.
— Смерть? Увы, ей меня не напугать, — Кхаан поднял на меня взгляд, в котором я видела лишь боль. Мое сердце разрывалось. — Всю свою жизнь я сражался и жертвовал собой, отдал всего себя этой войне, этой борьбе, где мне суждено было выиграть, а наградой за победу назначена смерть, моя смерть. Я всегда знал, что есть что-то хуже погибели, но я рассчитывал, что, будучи в рабстве у безысходности, мне, на правах мученика, не придется вкушать иных ядовитых блюд от судьбы...
— Скажи… — разломленным голосом произнесла я, не зная, как привести чувства в порядок.
В моей груди зарождалась буря, погасить которую, казалось, не сможет даже самый оптимистичный ответ, потому что в душе есть место не только надеждам, иногда там кроются и предчувствия. Для меня сейчас хуже смерти было неведение. Оно хлестало кнутом мое оголенное чувствами сердце, заставляя его биться о ребра быстрее, сильнее, больнее. Это порождало агонию поскорее услышать уже любую, но правду.
— Скажи, как мне помочь тебе, Кхаан… Только не говори, не говори, что ты чего-то боишься! Ведь если страшно тебе, тому, кто ни единого раза не оступился, не усомнился, не проиграл… то этот страх дает мне лишь один ответ — что в следующий миг мир рухнет.
— Элейн, осторожнее, это похоже на признание… — на его губах появилась обманчивая улыбка, но в глазах так и осталась боль.
Кхаан извлек из ножен небольшой клинок и протянул мне рукоятью вперед. Я отказалась брать оружие.