– Кто вы? – спросил меня один из них.
– ...мы очень довольны объединением этих новых рынков...
– Джек Уитмен. Вице-президент по корпоративному развитию и планированию, – послушно ответил я.
– В чем проблема? – громко спросил он. – Вам следовало быть там, на сцене?
– Ну...
– У вас на костюме кровь, вы это знаете? Что-то где-то произошло? – При этой мысли у него заблестели глаза. – Что-то случилось в здании?
– Да, – начал я. – Со мной только что произошла очень странная вещь...
Теперь он уже внимательно меня слушал.
– Так вы сказали, что это произошло в здании? Где?
– Нет-нет, не здесь...
Я взглянул на сцену. Саманта стояла рядом с Президентом, ее глаз сильно косил. Она что-то шептала Президенту на ухо, привлекая его внимание ко мне. Он нахмурился, а потом кивнул и подался к микрофону.
– Прошу прощения! – Его голос гулко разнесся по комнате. – У нас тут находятся посторонние... Да, вы, сэр, в проходе. Прошу вас не мешать нам. Я извиняюсь перед представителями прессы за задержку. – Президент смотрел на меня, словно мы были незнакомыми людьми, столкнувшимися в автобусе. – Спасибо, – решительно добавил он.
– Прошу вас пройти к выходу, – попросила меня служащая.
Возможно, я сопротивлялся. Совсем немного, руками. Это было бы вполне объяснимо. На самом деле я этого не помню. Но это не исключено. Я помню, что просто хотел сказать, что буду только слушать. Но Саманта продолжала наблюдать за мной и видела, что я не сдвинулся с места. Она грациозно шагнула к микрофону, и зал застыл на секунду, пока мы смотрели друг на друга. Члены совета нетерпеливо наблюдали за происходящим. Вальдхаузен наблюдал. В зале начался раздраженный шепот. Кажется, все почувствовали, что мы знаем друг друга. Возможно, это заняло всего пять секунд. Мне показалось, что это длилось гораздо дольше.
– Вы, сэр, – холодным голосом сказала Саманта, – будьте любезны покинуть собрание. – Она подняла свою красивую руку, подзывая подмогу. – Можно попросить, чтобы представители службы по связям с общественностью проводили этого джентльмена к выходу?
Казалось, Саманта смотрит поверх моей головы. Или может быть, ее косой взгляд меня обманул. Казалось, я с ней незнаком. Она определенно была со мной незнакома. Она успокаивающе улыбнулась аудитории. А потом появились сотрудники отдела по связям с общественностью, окружили меня и повели к выходу. Презентация мгновенно возобновилась.
– Кто это? – спросил какой-то репортер, вставая со своего места, чтобы последовать за нами.
– Никто, – любезно ответила женщина из отдела по связям с общественностью, словно сообщая, что будет подан чай с сахаром. – Никаких съемок.
– На нем действительно кровь? – раздался другой голос позади меня.
Но меня уже не было в зале. Упал. Ушел.
Меня привели в кабинет какой-то секретарши, где я ни разу не был, и вежливо усадили.
– Наверное, нам надо посадить его в такси, – услышал я слова какой-то женщины. – Где вы живете, мистер Уитмен?
Она наклонилась ко мне, но я мог только смотреть в незнакомое хорошенькое личико – одно из лиц Корпорации. Она была симпатичной, похожей на девушек из рекламы жевательной резинки, – именно таких людей Корпорация набирает в отдел по связям с общественностью.
– Где вы живете? – услужливо повторил кто-то.
Они казались такими вежливыми, такими высокопрофессиональными.
В комнату быстро вошла еще одна женщина.
– Мисс Пайпс сказала, что его надо срочно увести из здания. Я ей сказала, что он совершенно дезориентирован. Она спросила меня, действительно ли на нем много крови.
– И что ты сказала?
– Ну, вы посмотрите на него.
– Она сказала, что делать?
– Она сказала, что пресс-конференция вот-вот закончится, так что нам лучше воспользоваться служебным лифтом. Мэри, позвони в техническую службу и попроси, чтобы лифт подняли сюда.
– Можно заглянуть в ваш бумажник, мистер Уитмен?
Они нашли мой адрес и отправили меня домой. Какой-то молодой человек с мальчишеской шеей в крахмальном белом воротничке получил указание вывести меня из вестибюля на улицу.
– Проследи, чтобы он сел в такси, – было сказано ему.
В такси я откинулся на сиденье и смотрел, как мелькают дома. Водитель взглянул в зеркало.
– Не вздумай блевать в моей машине, – сказал он.
Фасады домов пролетали надо мной, и я снова услышал голос Саманты, подзывающей охрану: «Вы, сэр». Теперь я превратился в человека, который прервал самую важную пресс-конференцию в истории Корпорации, человеком в окровавленном костюме. Саманта приказала меня вывести. С легкостью. Не особо задумываясь, я понял, что только Саманта могла подсказать Моррисону, чтобы он приставил меня к Президенту. Кто еще это мог сделать? Вот откуда пришел холод в ее голосе, ее жестокая решимость. Она считала, что операция Моррисона пройдет удачно. Отправив меня обхаживать Президента, она отодвинула меня в сторону и заняла позицию, позволившую бы ей получить выгоду от продвижения Моррисона. Теперь Моррисон исчез, а она осталась. Саманта очень хороша, она умеет выживать, она ведет игру на более высоком уровне. Я не думаю, что она меня ненавидела: я потрясенно понял, что всего может хотеть только тот, у кого нет ничего.
Приехав домой, я вышел из такси и посмотрел на ступени своего дома. Я открыл дверь и прислушался. А потом я увидел Долорес, стоявшую у окна со своей дочерью.
– Мария, – велела Долорес спокойным голосом, – я хочу, чтобы ты ненадолго ушла наверх.
Девочка пробежала мимо меня, поднялась на несколько ступенек, а потом обернулась. Я увидел ужас на ее лице, и мне захотелось обнять ее и защитить.
– Иди. Ты меня слышала.
Мария с серьезным видом поднялась наверх. Ее коленки поднимали край юбочки. Долорес повернулась ко мне:
– Мы сейчас уйдем.
– Обратно в больницу?
– Он умер. Я уже с ним попрощалась.
Ее лицо было отчужденным.
– Тогда куда же? – спросил я.
– Отсюда.
Я был не в состоянии думать.
– В вашу старую квартиру?
Она не хотела отвечать и крепко сжала губы.
– Не знаю, – сказала она в конце концов. – Нет, не туда. Куда угодно, но не туда.
– Тогда почему бы просто не остаться ненадолго, подумать...
– Мы не можем здесь оставаться.
– Но ты и я, мы ведь...
Мария спускалась по лестнице, и Долорес посмотрела на нее.
– Я хочу, чтобы вы остались, Долорес. Ты и Мария. У меня больше никого нет, вот в чем дело. Мы могли бы все как-то уладить, мы могли бы...
– Гектор сказал правду?
– О чем?
– О том, как он пытался со мной поговорить? Он сказал, что звонил...
– Да.
Казалось, это бесконечно опечалило Долорес.
– Тебе следовало просто дать мне с ним поговорить. Я могла бы с ним поговорить. И все было бы по-другому.
– Я не думал, что он...
– Нет, конечно! – воскликнула Долорес. – Как ты мог бы? Ты ведь его не знал!
– Но я просто...
– Он злился, думая обо всем этом. С Гектором так нельзя, он начинает звереть.
– Господи, Долорес, мне очень жаль. Но он явился сюда с пистолетом в кармане, он...
– Он сделал глупость! – с горечью воскликнула Долорес. – Глупо было так сильно меня любить!
Мы стояли молча. Мария перебирала игрушки на журнальном столике. Она понимала что-то из того, о чем говорила ее мать. Никто не включил свет в гостиной. По растерянному лицу Долорес я видел, что она снова вспоминает о случившемся: решении уйти от Гектора, поселиться у меня.
– Пойдем, Мария, – сказала Долорес наконец.
– Можно мне вызвать вам такси?
– Нет. Мне не нужно такси.
Она надела плащ поверх окровавленного платья.
– Ты не знаешь, куда пойдешь?
– Нет.
– Для Марии было бы лучше остаться здесь. Сохранить стабильность.
– Нет.
У нее ничего не было.
– Разреши мне дать тебе немного денег или еще что-то. Просто чтобы...
– Мне ничего не нужно. Пошли, Мария.
Долорес собрала немного игрушек и одежды для Марии – столько, сколько смогла унести, – а потом протянула мне свой дубликат ключей от дома. Она открыла входную дверь и поманила за собой Марию.
– Долорес, не уходи. Вы нужны мне здесь, мне нужно, чтобы вы остались.
Она повернулась ко мне, и я понял: если уж она ушла от Гектора, то, конечно, сможет уйти от меня. Ее темные глаза на секунду наполнились слезами воспоминаний. Губы у нее распухли. А потом она смахнула слезы, и ее лицо снова стало жестким. Она взяла Марию за руку, и они вдвоем сошли по вытертым ступенькам моего крыльца. Мария закапризничала, ей хотелось закрыть чугунную калитку моего дома, и Долорес позволила ей это сделать.