Виктория шла ему навстречу, используя в качестве носильщика своей верхней одежды Феликса. Совсем не вязалось с её обликом то, как она брела, понуро опустив голову и то, что с другой стороны от неё шёл Арсений.
— Отвези меня домой! — сказала она тускло и даже не попыталась к нему прижаться, а ведь вокруг было столько благодарных зрителей. За спиной Арсения маячила Изабелла. И та, которую Дэн так хотел видеть — Анна Гард, с кроткой улыбкой Джоконды и царственной осанкой хозяйки дома выплыла из кухни и тоже направилась в их сторону.
— Сейчас? — уточнил Дэн на всякий случай, не спуская глаз с Евы. — А как же Новогоднее застолье? Безумное бежевое платье с открытой спиной?
— К чёрту платье! — устало парировала Виктория. — Отвези. Меня. Домой.
Она стояла, опустив голову, и похоже, она действительно потеряла к празднику всякий интерес.
— Я не могу. Я обещал отвезти Эмму, — ответил Дэн, и только получив в ответ удивлённый взгляд своей фиктивной невесты, осознал, что ведь она одна не в курсе.
— Всё, я готова. Поехали? — раздался из-за его широкой спины голос Евы, и Дэн расправил плечи, чтобы закрыть её как щитом от тех молний, что тут же заискрились в глазах Виктории.
— Эмма? — Виктория бесцеремонно отодвинула Дэна и уставилась на Еву. — Только не вздумай говорить, что я ослышалась.
В её голосе звенел металл.
— Почему ты назвал её Эмма?
— Потому что она и есть Эмма. Эмма Браун, — ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Я каждое слово должна вырывать из тебя клещами? — зло сверкнула она глазами на Дэна и продолжила прожигать ими дырку в девушке. — Эмма Браун первая жена моего отца. Сумасшедшая, из-за которой я появилась на свет с неизлечимой болезнью.
— Разве ты сделала не то же самое? — Эмма красноречиво уставилась на её живот.
— Давайте пройдём в мою комнату, — вмешался Арсений. — Вы начинаете собирать вокруг себя зрителей.
Довольно просторная комната Арсения без труда вместила всех. Дэн вошёл последним.
— Я не такая как мой отец! Я люблю своего сына больше всех на свете! — Виктория ни на градус не остыла пока они дошли.
— Уверена, что твой отец тебя не любит? — и спокойствие в голосе Эммы не было Евиным. Это был мягкий всепрощающий и всепонимающий тон Эммы.
Ева, не желая принимать участие в этих разборках, медленно пошла вдоль развешенных по стенам картин.
— Он всегда любил только одну женщину. Эмму Браун. Но насколько я знаю, она умерла. Умерла! И похоронена. И отец каждый год ходит на её могилу и просит прощения. Каждый грёбаный год в день её смерти.
Она оглянулась в поисках поддержки и увидела Анну Гард. Перевела взгляд на Арсения, и догадка взлетевшими вверх бровями появилась на её лице.
— Твой отец представил её как родственницу своей жены, но это ведь твоя мать? — обратилась она к Арсению. — А ты, если ты действительно Эмма Браун, то должна была вечно блуждать в межпространственном тумане. Как они тебя нашли и вытащили? И зачем?
— Это долгая история, — вмешался Дэн. — Когда-нибудь ты её узнаешь. Да, ты правильно поняла. Это Эмма, — и он показал на Еву. — А это Ева.
— А ты? — резко повернулась Виктория к Изабелле. — Ты всё ещё Изабелла или тоже какой-нибудь призрак прошлого?
— Нет, я просто твой ночной кошмар, — Изабелла смотрела зло, и от её прежней жалости к Вики не осталось и следа.
Дэн усмехнулся, но Вики заметила.
— Что так рассмешило тебя, Майер? — повернулась она к нему. — Вяканья этой жалкой самоубийцы? Да ты даже сдохнуть не смогла. У этой хотя бы получилось.
Она перевела взгляд с Изабеллы на Эмму и снова повернулась к Дэну.
— Отвези меня домой. Что-то мне тошно в этом клубе самоубийц. — Она бегло осмотрела картины. — Святая Ункумбера! Ты бы завязывал с рыжим, а то пополнишь эти ряды сумасшедших.
Это было адресовано Арсению. Его она тоже зацепила, словно краем плаща своим дурным настроением и направилась к двери.
— Наш водитель отвезёт тебя, если ты собралась домой, — оставшись равнодушным к её выпаду сказал Арсений.
— Меня отвезёт мой будущий муж, — растянула она губы в якобы любезной улыбке, обернувшись.
Дэн легко мог ей возразить — о том, что она будет дёргать его за поводок, а он исполнять её команды, они не договаривались. Но сквозь эту её агрессивность он чувствовал такое отчаяние, что не мог бросить её сейчас одну.