— Как ужасно! — Харриет содрогнулась. — А ты не боишься?
Мэри покачала головой.
— Нет, я не обращаю внимания на подобные разговоры, хотя я не поднимаюсь на верхний этаж с наступлением ночи. К тому же, платят здесь хорошо, и хотя миссис Браунинг — мегера, работа здесь не такая уж тяжёлая.
Пока они разговаривали, Харриет оделась, и теперь на ней был костюм такой же, как и у Мэри: длинная чёрная саржевая юбка и блузка с открытыми плечами. Она не обрадовалась этому последнему предмету одежды — Мать не раз утверждала, что лицо и кисти рук — это единственные части тела, которые уважаемая женщина может оголять для всеобщего обозрения.
— Мне это не кажется правильным, — начала она, но Мэри рассмеялась.
— Ты скоро привыкнешь . Это всего лишь плечи. Некоторые леди оголяют три четверти своих титек и не считают это чем- то дурным. Такова прихоть её светлости. Дома мы, молодые служанки, должны носить такую одежду. Это никому не причиняет зла. Но это заставляет пастора вопить.
Она положила рваное платье Харриет на кровать и вздохнула.
— Жаль. Но нитка с иголкой скоро приведут это в порядок. А теперь нам лучше спуститься вниз, не то в миссис Браунинг проснётся древний Каин, а уж язычок у неё острый — будь здоров.
Когда Харриет снова оказалась на кухне, миссис Браунинг бросила на неё быстрый взгляд, после чего сказала: — За дверью висит рабочий халат. Надень его, потом отправляйся в судомойню и начинай чистить кастрюли. А то мы все тащимся сзади, как ослиный хвост.
В течение последующих дней Харриет начала до определённой степени понимать, почему преподобный Дэйл питал такие резко выраженные опасения по поводу домочадцев в усадьбе Дануильям. За исключением миссис Браунинг, вся прислуга женского пола была молодой и чрезвычайно миловидной. Другая беспокоящая часть сведений заключалась в том, что лишь немногие проходили до конца свой месячный испытательный срок. Текучесть женского персонала была тревожно высокой. Однажды, занимаясь мытьём посуды, она услышала, как Джем — главный садовник — и Хеккет — бородатая угрюмая личность — разговаривали, попивая пиво за кухонным столом.
— Новенькая-то стройная. Славное будет кувыркание в сене.
Харриет не могла понять, что значит это заме - чание, зато, понимая, что «новенькая» — это, без всякого сомнения, она, насухо вытерла руки и стояла, слушая дальше.
— Долго не продлится, — заявил Хеккет. — У них так не бывает. После короткой беседы с её светлостью они уезжают.
— Это странная вещь, — Джем снова наполнил свой стакан из глиняного кувшина. — Почему так? Всё, вроде, в порядке, пока они не поимеют маленький душевный разговор с её светлостью. Сколько ящиков и рыдающих девок ты уже отвёз в «Ройал Джордж»... Они говорили что-нибудь толком или вроде того?
— Может быть, — грубо пробормотал Хеккет. — Может быть.
На минуту наступила тишина, и Харриет подумала, что, возможно, их разговор закончился безрезультатно. Затем Хеккет заговорил снова, но на сей раз пониженным, хотя и прекрасно слышным голосом.
— Джем, если я скажу тебе что-то, типа, доверительное, ты обещаешь хранить это у себя под шляпой?
— Я буду молчать, как могила, — пообещал Джем. — Ты же сам знаешь, — я не трепло.
— Что ж , — сказал Хеккет и прочистил свою глотку, — возможно, я и не стал бы тебе говорить, потому как его светлость дал мне золотую монету, чтоб я держал язык за зубами, но у меня это сидит в голове, и я хочу от этого избавиться, если ты понимаешь, о чём я.
— Ну да, мужик. Уже давай.
— Так вот, примерно две недели назад, — ты помнишь эту рыжеволосую штучку Клару? Только её по-настоящему звали Дженни Биннс. Ну вот, она пошла наверх для короткого разговора с её светлостью. Она была такая радостная, думала, что её допустят к верхнему этажу, а я ей ничего не сказал; без разницы. Вероятно, было где-то полседьмого, когда его светлость зашёл в каретный сарай, заглянул вовнутрь, а потом и говорит: «Хек- кет, Клара заболела; я хочу, чтобы ты отвёз её к доброй Сестре, — так он сказал. — Я поскачу следом и встречусь с Матушкой-Настоятельницей». Я подумал, что это забавно, сечёшь? По-любому, я поднялся в комнату её светлости, а там была девушка, которая выглядела так, как будто бы у неё был припадок. Она была онемевшей, голова запрокинута, а её глаза — чёрт бы меня побрал! Подумаешь, что она увидела самого Старину Дьявола.
— Ты, наверно, подумал, — спросил Джем низким, дрожащим голосом, — что она мертва?
— Нет, мужик. Такая чушь не про меня. Но я скажу тебе кое-что ещё. У неё на спине было три ярко-красных царапины.