— У меня есть глаза, — пастор указал на голую фигуру леди Дануильям, а затем на Харриет. — И они говорят всё, что мне нужно знать. Когда ты отправил своих слуг паковать вещи на этот день, куда, как ты думаешь, они пошли? А? В деревню, где они болтали о той мерзости, которой ты предаёшься со своей девкой. Ты проклят, Дануильям, ты и твоя дьявольская потаскуха-жена.
Дануильям ударил по белому лицу, затем вцепился в не очень белый стихарь и стукнул священника кулаком по туловищу. Всё это время он извергал непристойности в своей безумной ярости. Поскольку преподобный Дэйл яростно сопротивлялся, раздался звук рвущейся одежды, он отлетел назад, стихарь был разорван от шеи до талии, обнажив его тощую спину. Дануильям отступил на несколько шагов и посмотрел вниз на своего поверженного противника. Неописуемый ужас изобразился на лице у священника; ошеломлённый взгляд. Его рот был открыт, и булькающий, рвотный звук вырвался из его суженного горла. Он медленно и болезненно перешёл в слова.
— Что за. гнусная. вещь. у меня. на спине?
Он поднялся с пола, как боксёр при счёте «девять»; он отвёл ищущие руки назад и осторожно потрогал то, что вскарабкалось ему на плечи; он быстро отдёрнул их, затем уставился на свои влажные пальцы непонимающим взглядом. Когда он заговорил снова, его голос был низким, хриплым шёпотом.
— Я спрошу ещё раз, Дануильям: что за гнусная вещь у меня на спине?
Дануильям начал смеяться. Он ревел, шлёпал себя по бёдрам, трясся от неукротимого веселья, так что слёзы потекли по его щекам. Харриет могла только смотреть на Джима-Попрыгунчика. Он чувствовал себя совершенно как дома на спине преподобного; голова находилась сбоку, чуть ниже шеи мистера Дэйла; ноги были аккуратно согнуты под розовым узким торсом, и слизистый нарост, сочившийся по всем частям тела, быстро затвердевал под кожей, белой, как мел. Лорд Дануильям, наконец, подал голос.
— Твоя «святость» обрекла тебя, Дэйл. Девственник! Девственник, чья плоть обнажена от шеи до поясницы.
— Что, во имя Господа, это такое? — Дэйл пытался стряхнуть с себя эту ужасную ношу. Он вертелся, трясся, затем стал задыхаться, когда тварь всё крепче стискивала его.
— Тебе нечего волноваться, — вразумлял его Да- нуильям. — Это Предстоятель Ужаса — Джим- Попрыгунчик, — он ухмыльнулся. — Хотелось бы, чтобы он попал в монастырь. Он найдёт много перемен там, в обители.
Преподобный Дэйл попятился назад к двери, затем, после тщетной попытки заговорить, развернулся и вышел, ошеломлённый, на лестничную площадку. Они слышали, как он ковыляет по лестнице. Прошло пять минут, прежде чем силы вернулись к Харриет, и она тоже смогла выбраться из этой комнаты ужаса. Она оставила лорда Дануиль- яма держащим на руках свою жену и нежно покачивающим её. Они оба мягко смеялись.
Они ждали внизу на лужайке. Перепуганные люди с горящими факелами, они отшатывались от преподобного Дэйла, как будто тот был прокажённым. Один мужчина, который был посмелее остальных, приблизился к горбатой фигуре и спросил придушенным шёпотом:
— Что это такое?
Священник обнажил зубы в ужасном оскале и подозвал мужчину подойти поближе.
— Ты девственник? — прошептал он. — А ? Ты девственник? Если так, сними свою рубашку, и мы станцуем весёлую джигу.
Мужчина отступил, бормоча:
— Колдовство... они околдовали его и посадили дьявола ему на спину.
— Колдовство! — это слово передавалось из уст в уста, когда они шли с высоко поднятыми факелами к дому. Они плевали в Харриет, били её по лицу и по спине, прежде чем ей удалось выбраться из сада и выбежать на пыльную дорогу, которая вела в деревню. Когда она шла по узкому мостику, она не смотрела вниз на тёмные воды реки, на тело мистера Дэйла, плывущее по воде лицом вниз. Она, однако, посмотрела назад и увидела огромные алые языки, которые пытались лизать голубовато-стальное небо. Усадьба Дануильямов горела.
Она шла дальше по дороге, — жалкая, согбенная фигура, бредущая по короткой, но опасной тропе, которая отделяет колыбель от могилы. Её белая спина блестела в солнечном свете.
Немного позади нечто передвигалось зигзагами через луг, перескакивая через изгороди, запрыгивая на нижние ветви случайно попадающихся деревьев. Оно приблизилось к воротам, которые выходили на пыльную дорогу. Там оно остановилось; сморщенная, скукоженная голова склонилась в одну сторону. Шаркающий звук усталых, неуверенных шагов раздавался вдоль дороги; они миновали ворота и направились за низкую терновую изгородь.
Джим-Попрыгунчик прыгнул.