Выбрать главу

103

что он воспитывался в полной семье, у него не сложи­лись отношения с отцом. Мать его баловала, поскольку он, подобно Эльке, был для нее своего рода отдушиной. Эрвин был одногодком Ульриха. Он вырос в семье, которую постоянно будоражили раздоры. Эрвин стра­дал от недостатка внимания со стороны отца и тоже слу­жил для матери компенсацией ее страданий. Несомненно тяжелее всех пришлось Гудрун. Она вообще не знала, кто был ее отцом. Ее мать допоздна пропадала на работе, и девочка должна была сама о себе заботиться. Ганс родился в 1943 году, Эльфрида — в 1939 году, Вилли - в 1942 году. В детстве им пришлось столкнуться с тяже­лыми обстоятельствами военной и послевоенной поры, однако им посчастливилось компенсировать дефицит родительской заботы за счет общения с другими людьми. Несмотря на определенные индивидуальные различия, все пациенты из группы III страдали в детстве от недос­татка материнской нежности, что не в последнюю очередь было связано с отсутствием отцов, которые были призваны в армию и не могли заботиться о своих женах и служить примером для своих детей. На последствия данного обстоятельства указывал, в частности, Герман Тоскамп (1969)5. Пациентам из группы III можно было поставить диагноз постклассических неврозов первого и второго вида, которые усугублялись тяжелыми расстрой­ствами личности, описанными Отто ф. Кернбергом6. Неудивительно, что структура данной группы соответст­вовала тому, что именуется в клинической психологии «пограничным расстройством личности».

104

11. САМОРАЗРУШЕНИЕ ГРУППЫ ИЛИ СЛЕДСТВИЕ ОСОЗНАННОГО РАССТАВАНИЯ?

11.1. Анархия и хаос в группе III

Решающее значение в формиро­вании структуры группы III, как и в случае двух преды­дущих терапевтических групп, имели личности паци­ентов, в частности их биографии. Прежде чем опреде­лить характерные особенности группы III, необходимо в общих чертах описать и прокомментировать развитие терапевтического процесса.

В начале второго сеанса, на котором присутствовали все девять пациентов, Ингеборга, говорившая на мало понятном диалекте, рассказала о том, что часто испыты­вает «дикий голод». Затронув «оральную» тему, она сформулировала проблему, которая играла важнейшую роль на протяжении всего группового процесса. Страх, сопровождавший открытый разговор на данную тему, заставлял пациентов, начиная с первого сеанса, прибе­гать к защитным маневрам, отдавая предпочтение обсуж­дению сексуальных проблем в вызывающе агрессивной манере. Мария из группы II испытывала похожие «оральные» желания — ненасытный голод, жажду обла­дания чем-то, казавшимся ей одновременно скверным

105

и отталкивающим. Однако в отличие от Марии, Ингеборга не могла похвастаться относительно устойчивым потенциалом эго. Подобно остальным пациентам из группы III, вне зависимости от того, учились ли они, как Эльфрида и Гудрун, или работали, как Вилли и Эльке, Ингеборга была не способна на конструктивные меж­личностные отношения. Поэтому неудивительно, что наиболее характерной чертой данной группы было отсутствие нормальных отношений между пациентами, а также между участниками терапии и психоаналити­ком. Вскоре ситуация в данной группе приобрела черты хаоса. В конце второго сеанса Эльфрида, рассказывая о своем сновидении, сумела выразить индивидуальное отношение к группе: « Я увидела во сне много людей. Поначалу это напоминало школьный класс. Все гово­рили, стараясь перекричать друг друга. Мало-помалу в классе завязалась ужасная драка. Потом выяснилось, что все должны мочиться в один большой унитаз». Ком­ментируя это сновидение, марксистка Марион выска­зала предположении, что речь в нем идет об очень интимных переживаниях. Я могу добавить к ее словам, что данные переживания вызывают страх.

11.2. « Люди пугают меня!»

В хаосе групповой ситуации пси­хоаналитик служил для пациентов своего рода ориен­тиром, сулившим покой и безопасность. В такой же роли нередко выступал определенный пациент. Однако это не устраняло деструктивность. Некоторые участ­ники групповой терапии без стеснения обсуждали интим­ные детали своей личной жизни, продолжая тем самым развивать тему, открытую на первом сеансе Эльке. Пациенты не отличались тактичностью. Никто не прини-

106

мал во внимание ранимость собеседника, хотя каждый легко обижался. Ярче всего это проявилось на четвертом сеансе, когда Марион, которая вела себя агрессивно и вызывающе, вдруг разрыдалась и была вынуждена покинуть помещение, сгорая ох стыда. Один пациент рассказал о своем сновидении. Ему приснилось, что все участники группы, облаченные в голубые рабочие робы, тащат тяжелые рюкзаки. «Это было невыносимо»,— добавил он. Рецедивы заболеваний, которыми страдали пациенты, указывали на то, что они стали жертвами соб­ственной невыдержанности. Марион жаловалась на обострение колита, Вилли не мог сосредоточиться, Ганс не мог связно мыслить и страдал забывчивостью, Эльке пропустила следующий сеанс из-за визита к врачу, а Ингеборга отсутствовала целую неделю.

Пациенты рассказали о своих разочарованиях в люб­ви, недоверии к женщинам и страхе перед мужчинами. Гудрун очень точно выразила данную проблему, когда сказала: «Я не могу никому доверять. Люди меня пуга­ют». Постепенно отношение участников группы к Гудрун улучшилось. Пациенты прилагали все усилия для того, чтобы ее понять. Однако вскоре в группу вернулась Марион, и дружеская атмосфера была разрушена. Марион отдавала всю себя без остатка политической деятельности и была активным членом организации, не признававшей психоанализ. Решившись на курс психо­аналитической терапии, она загнала себя в психологиче­ский тупик, поскольку противоречия между ее убежде­ниями и поведением были практически непреодоли­мыми. Тем не менее она нашла выход из сложившейся ситуации, совершив что-то вроде психологического раз­двоения и делая вид, что Марион, которая присутствует на сеансе, не ведает ничего о другой Марион, убеж­денной коммунистке. Из подобных противоречий была

107

соткана жизнь каждого пациента; об этом свидетельство­вали групповые сеансы, к которым участники терапии относились со смешанными чувствами, ожидая их со страхом и надеждой. Мало-помалу деструктивное начало ослабло, уступив место доверию, и пациенты стали отно­ситься друг к другу с пониманием. Стоило кому-нибудь, например Эрвину, который провел долгие годы в тубер­кулезном санатории, пожаловаться на неуважительное отношение со стороны подруги, на боязнь, что девушка, занимавшаяся с ним сексом, забеременеет, что его высе­лят из дома и он останется без средств к существованию, как все пациенты выражали свое сочувствие, поскольку испытывали тоже самое. Я сказал следующее: «У всех присутствующих есть серьезные проблемы. Когда вы о них рассказываете, их тяжесть может показаться пона­чалу невыносимой — вспомните о рюкзаках, которые увидел один из вас во сне, — но если вы попробуете нести рюкзаки вместе, а не поодиночке, то скоро заметите, что идти становится легче». Ульрих выразил сомнение в том, что слова способны помочь. Эрвин чувствовал себя подавленно из-за присутствия пациенток и стремился сблизиться с мужчинами, однако боялся, что это будет истолковано как гомосексуальное ухаживание. Расска­зывая о своих проблемах, связанных с разводом, Эльке упомянула о страхе перед совместным существованием. Данный страх играл значительную роль в групповой фантазии, которую в большей или меньшей степени раз­деляли все пациенты, поскольку и мужчины и женщины имели за плечами печальный опыт подобных отношений и не питали доверия к окружающим. Я прямо сказал пациентам: «Никто из вас никому не доверяет, потому что этому научила вас жизнь». Эльке подтвердила мои слова и тотчас вспомнила, что однажды какой-то врач хотел ее поцеловать, вместо того чтобы честно выпол-

108

нять свои профессиональные обязанности. Насколько я понял, группа ожидала и от меня чего-нибудь подоб­ного. На десятом сеансе Вилли рассказал об одном эпи­зоде из своего детства. Во время французской оккупации маленький мальчик невольно отказался свидетелем того, как отряд французских солдат чуть было не изнасиловал нескольких женщин. Солдаты были настолько возбуж­дены, что побросали оружие и не заметили стоявшего рядом мальчика, которого подмывало схватить лежащий неподалеку автомат и расстрелять мужчин. Однако страх не позволил ему это сделать. Рассказ Вилли произ­вел на группу гнетущее впечатление. Многие ужасну­лись. Марион не явилась на следующий сеанс, некото­рые пациенты опоздали. Гудрун выглядела замкнутой. Эрвин рассказал, что ему приснился автомобиль, по его словам, с «неестественно огромным радиатором», и вспомнил в этой связи о своем отце, который вел себя постыдным образом и бросил сына на произвол судьбы. Выслушав его, Ульрих заметил, что у него никогда не складывались доверительные отношения с отцом. Однажды Ульрих попытался поговорить с отцом на эту тему, но тот сразу же обиделся. Я ознакомил пациентов со своей интерпретацией, объяснив, что каждый из них переживает в данный момент то же самое, что испытал однажды в детстве, и это дает им шанс понять, почему все произошло именно так. Однако мое толкование не успокоило участников группы. Некоторые пациенты перестали являться на сеансы, другие - опаздывали. Лишь на тринадцатом сеансе, в отсутствие Марион, Ингеборги и Ульриха, пациенты ощутили что-то напо­добие душевной теплоты и доверия, однако это чувство неотступно сопровождал страх. Участником терапии показалось, что они жертвуют собственной независимос­тью ради коллектива. Эльке вспомнила о том, что ее мать