«Какие же это годы?» А когда ресницы и брови были одной ширины?.. Когда чувства были еще так глубоки, что в них не было дна?.. Были же когда-то эти годы…
И снова взгляд поднимается вверх. На второй и на третьей тарелках женщин нет, лишь цветок, да на пустой поверхности стола в белой чашечке (с водой?) горит свеча. Красный огонек, а в середине золотое сердечко…
Где они, шляпки с атласными лентами и опущенными полями, бархатные платья в тон обивки стульев, обоев, скатерти, гардин, окна? «Где они и кто они, загадочные незнакомки?» Ответ знает лишь неизвестный художник и канувшее в Лету время… Я всё!
– Ну что ж, вполне сносно, – сказал дядюшка Колфин. – С заданием справилась. Где-то на уровне экскурсовода средней руки.
Елена почувствовала обиду на несправедливую, как ей казалось, оценку.
– Тебя это покоробило? Будет тебе известно, экскурсоводом средней руки становятся не все, да и то уже перед пенсией. Имею пару существенных замечаний. Не называй присутствующего человека «великим». Если всё же назвала, иди до конца, назови его по имени и скажи, почему ты так считаешь. Так будет честно. Иначе он сам и окружающие воспримут это как лицемерие и ложь. Как мне сказали, из тебя нужно образовать и воспитать даму, способную обмануть самого дьявола. Запомни: чтоб обмануть, надо говорить одну лишь правду. И никогда, слышишь – никогда не лови у окружающих одобрения своим словам и поступкам! Станешь ловить, поймаешь одну лишь пыль или хуже того – гадов! Кстати, ты упустила одну деталь: котенка, прыгнувшего за мухой. Он сшиб тарелку, и у той откололся кусочек. Это не мелочь. Это история тарелки. Представь, что тарелка ты. Для тебя этот эпизод останется самым важным во всей твоей жизни. А в жизни мелочей нет. Из каждой мелочи может вырасти великое, если позволить ему расти. Но и великое может сдуться, если дырявая голова… Рассказ твой, Елена, неплох. Несколько эмоционален, театрален, излишен в повторах, но рассказ есть рассказ. Особенно устный. Искусников болтать много. Даже среди тех, кто совершенно не может этого делать. А вот то, что ты попыталась приостановить время – это дорогого стоит. Да еще в самом начале обучения! Таких умельцев в мире немного. Я, кстати, из их числа. Ты ночью убедилась в этом. Так что тест на проверку именно этой способности, а вовсе не умения выражать свои мысли или озвучивать картинки, ты прошла. Прошла успешно. Зачет. Меня, признаться, удивила твоя тонкая трактовка чувств этих женщин, которые ты сама никогда еще не испытала. Это непостижимо. Но резюме: выражать мысль лучше без лишних слов. За словами порой не видно мысли. Повторю сказанное до меня, лучше не скажу: «Мысль изреченная есть ложь». Начала ты эссе проникновенно. Но, похоже, еще не знаешь, что для тебя важнее. Для тебя теперь важнее время «от» сегодняшнего дня. Времени «до» у тебя уже нет, и никогда больше не будет. И последнее: тоска не копится в человеке. Тоска в нем есть изначально. Она лишь проявляется в разные моменты. И эти моменты надо разнести подальше друг от друга…
Искушения
За вечерним чаем Елена слукавила и указала на десерт, который ей не нравился. Она думала, что дядюшка заменит его лучшим. Но Колфин лишь щелкнул пальцами и не стал менять. Минут через пять спросил:
– Как десерт? Нравится?
– Ничего, – буркнула ученица.
– Не лукавь. Не будь ребенком.
– Дядюшка, что изменилось бы, скажи я правду? Получила бы всё равно этот ненавистный десерт!
– Он уже и ненавистный… Не удалось обмануть меня? Но причем тут десерт? Недоступное сладко, а полученное горчит? Елена, учись говорить правду! В суде клянутся говорить одну лишь правду, потому что только правда может спасти жизнь. – Колфин удовлетворился вниманием ученицы и добавил: – И обмануть, по большому счету.
Лена хотела выпить еще чаю, но дядюшка налил ей вчерашний напиток. Перед сном девушка спросила Колфина, а где тетушка Кольгрима – та обещала ей два свидания с родными.
– О свиданиях не беспокойся, – успокоил ее дядюшка. – Свидитесь. От тебя зависит, когда. Тебя всё равно надо периодически выпускать в свет. Скажем, в парижский. Parles français?
– Oui, c'est pas mal.
– C'est très bien. À Paris! À Paris!1
Над столом пролетела бабочка. Лена проводила ее взглядом, а дядюшка изрек очередную сентенцию:
– Вот она тоже летит на свет. На любой, кроме зеркального. – Дядюшка махнул рукой в направлении холла. – Не могу понять, почему.
– Наверное, потому, что он отраженный? – предположила ученица.
– Да? Серьезно? Ты так думаешь? И кто же его отразил? Разве свет, если это свет, можно отразить? А не потому ли, что у бабочки нет мозгов? Bonne nuit2