Новая должность очень тяготила аристократа. Он не знал, куда от неё деваться.
Да, хорошее и даже очень хорошее жалование. Да, свой двухэтажный особняк, в котором только спален было четыре штуки. Да, карета, слуги, смотрящие начальству в рот подчинённые. Всё это — да! Но в то же время всё это — нет! Ну не лежала душа юноши к судейскому делу. Не хотел он забивать себе голову всякой ерундой. Не желал ни казнить, ни миловать. Да и вообще не желал принимать хоть какое-то участие в жизни упорядоченного общества!
А желал он одного — писать стихи и быть бардом-менестрелем! Да, он желал воплотить два различных начала в одно. И именно поэтому каждую ночь, возвращаясь из таверн и кабаков, он распевал песни и читал стихи на все лады и на всю округу. Душа просила праздника, и душа праздник получала!
Вот и сейчас, сидя за столом и подальше отодвинув рапорт о поимке на рынке разбойника-воришки четырнадцатого уровня, он, в задумчивости покусывая гусиное перо, пытался мобилизовать все внутренние ресурсы и таки суметь придумать ёмкую и всеобъемлющую рифму.
Он работал, он думал, он сочинял, он разрабатывал, невзирая ни на какие трудности, болезни, хандру и дела, он ежедневно хотя бы на немного старался увеличить свой навык мастерства стихосложения.
И нужно сказать, упорство дало свои результаты, ведь не зря же в народе говорят: «Терпение и труд всё перетрут!»
В одних из прекрасных дней Лаваиль-Дар проснулся рано утром с пришедшей, казалось бы, простой, но, по сути, гениальной идеей.
— Хватит заниматься стихами как дилетант! Хватит этого ребячества! Хватит быть наивным! — воскликнул в небо эльф и, подбежав к столу, стал чиркать пером новую, никем ещё не виданную концепцию массового придумывания стихов.
Да, именно так он решил назвать свою работу.
В дальнейшем, естественно, коронер надеялся описать сей труд более детально и уже затем представить его на рассмотрение в Академию изящных искусств, но на первом этапе он делал набросок в виде эксперимента, пытаясь понять — работает его идея или нет.
Для того чтобы эксперимент прошёл в не специально сфабрикованных сознанием случайных условиях, он выглянул в окно, увидел там квохчущих кур и записал об этом пару фраз на пергаменте.
— Куры, квохчут, — подумал и добавил: — Улица, окно, корм. — А затем ещё несколько слов: — Я смотрю. Окно. Утро. Улица. Солнце.
Естественно, со стороны любой другой наблюдатель не мог бы ничего понять. Однако для эльфа эти слова являлись ключами. Да не просто ключами, а возможными ключами к славе, почёту, признанию и богатству.
— А теперь ищем рифму! — буркнул он себе под нос. — Улица… гм… Не улица, а улицу… улицу — курицы. Окно, гм — всё равно.
«Хорошо? Вроде ничего. А теперь смысловая нагрузка…»
Через полминуты у него получилось:
— Легко и непринуждённо! — хохотнул эльф, весело покачав ушами. — Ай да молодец!! Ай да… гм. — Но что-то ему всё же в его стихоплётстве не понравилось. — А как, кстати, правильно пишется — куры или курицы? Гм… по-моему, куры… Тогда не так… Гм… Ага… Тогда будет вот как… И менять-то особо ничего не надо. Просто вставляем нужное слово, и получается:
Конечно, рифмы между первой и третьей строчкой нет — «улицу» — «куры», но из-за того, что рифма есть в строчках два и четыре — «окно» — «всё равно», четверостишье приобретает именно форму стиха, а не просто набора различных слов.
— Отлично! — воскликнул он, ощущая будоражащую дрожь по всему телу. — Просто великолепно!
Ощущение было такое, будто бы он нашёл золотую жилу.
«Что бы написать ещё? Какую тему попробовать?» — стал вертеть головой королевский коронер, пытаясь зацепиться взглядом хотя бы за что-нибудь более-менее годное.
Но, к его несчастью, в комнате ничего такого, подходящего для эксперимента, не было.
— Эх, — раздосадованно произнёс он, — где бы взять тему? Где бы темочку взять бы нам?
Вновь посмотрел в окно и, ничего, кроме кур, не увидев, совершенно расстроившись, с размаху хлопнул ладонью по лакированному столу. Да так сильно ударил, что даже ладонь немного отсушил. Посмотрел на «давший сдачи» предмет, обрадованно вскликнул и полез в ящик стола.