Выбрать главу

Через минуту он уже открывал дело № 555.

— Итак, что тут у нас? — произнёс он.

Выхватил первый попавшийся исписанный показаниями лист бумаги, быстро пробежал по нему взглядом, а затем стал выписывать слова.

Разбойник. Рынок. Шмат сала. Окорок. Потерпевшая. Стража. Месяц тюрьмы.

— Гм, — хмыкнул поэт, откинувшись на стуле.

Поднёс листок с выписанными словами поближе к глазам, прочитал вслух, попробовав все слова на «вкус», и, согнувшись над сукном стола, принялся искать и находить рифму.

Сейчас он собирался подобрать несколько необычную для его творчества рифму. Как правило, он рифмовал первую строчку с третьей, а вторую с четвёртой. Но не в этот раз. Сейчас он хотел сделать более сложную работу. Первая строчка должна была быть зарифмована со второй, а уже третья строчка с четвертой строфой соответственно.

Для простого обывательского глаза несведущего в этих делах такая рифмовка могла показаться сущим пустяком. Но коронер знал, что это лишь поверхностное суждение. На самом деле такое стихосложение было очень сложным, ибо оно должно нести в себе чёткую информационную нагрузку. И если хоть что-то пошло бы не так, это моментально могло бы обрушить всю структуру и глубину четверостишья.

— Итак, пусть окончанием первой строфы будет слово вор. Тогда второй строфой… — Он почесал нос, хмыкнул и начал подбирать: — Вор… вор… ор… гм, сор? Ну, в общем-то, да, но всё же это вроде к траве… гм вор… а что у нас воры делают? Ответ прост, как два пфеннига: воруют. Так. Воруют — не подходит… А вор… гм… — Он зажмурился, поморщился, пытаясь выдавить из себя мысль, и всё-таки сумел это сделать, выдохнув: — Спёр…

Посмотрел в окно и сам себе кивнул.

«Вор — спёр» — с любовью записал окончание второй строчки.

Теперь предстояло придумать последние слова строчки номер три и строчки номер четыре.

Что же за смысл должен быть в этих строфах? И даже не просто смысл, а призыв. В них должна раскрываться сама суть отвратительного деяния преступника. И конечно, в конце должно быть суровое, но справедливое наказание.

— Гм, наказание… Какое же наказание за это преступление? — пролистал судейскую книгу, нашёл нужное положение. — Гм, от двух недель до месяца исправительных работ на благо города. Ни дать ни взять, а наказание абсолютно не суровое — лёгкое наказание.

В голове застряла фраза: «Ни дать ни взять».

«Гм, сложная фраза. Придётся поработать. Придётся потрудиться», — воодушевился коронер, записывая фразу в конце третьей строчки.

Фраза была действительно не к месту и очень усложняла задачу, но тем интереснее казалось найти для неё решение. Тем интереснее справиться и вывести на чистую воду столь любимую его сердцу поэзию.

Через пятнадцать минут мучений, исправлений, записей и перезаписей в руках дознавателя находился листок, на котором аккуратным каллиграфическим почерком красовалось набело написанное четверостишье:

И поступью лёгкой пробрался на рынок тот вор. Он стоял, наблюдал, а потом взял да и спёр! Ни стыда, ни совести в нём нет, и негде их взять. И получит за кражу разбойничий сын лет этак пять!

— Гм, пять лет тюрьмы? — прокашлялся он и вновь посмотрел в судейскую книгу: — Гм, а тут до месяца тюрьмы, гм… проблема — слово месяц никак не рифмуется, гм. — Секунду подумал и, слегка поморщившись, махнул рукой: — Ну, пять так пять. Буду рекомендовать её светлости высочайшей судье закрыть этого пройдоху по полной программе и даже более того. Ну а что делать? Рифма есть рифма. От неё никуда не денешься.

С любовью осмотрев дело рук своих, он убрал стихотворение-приговор в папку с делом № 555 и собрался продолжить раскрывать преступления в том же духе, уже потянувшись к делу № 556, в котором речь шла о пропаже подковы, но не успел.

В коридоре за дверью что-то ударилось, упало, в дверь стукнули, и, не дожидаясь ответа, в помещение влетел запыхавшийся слуга.

— Господин. Срочное послание!

Коронер в удивлении поднял бровь и переспросил:

— Послание? От кого? Неужели к нам прискакал гонец с донесением?

— Никак нет, — замотал головой слуга. — Послание получено через магический амулет по двустороннему сигналу связи.

— Ты бредишь, братец! Или ты с утра набрался гномьей особой? Это, брат, плохо. Пить с самого утра — моветон! А пить, находясь у меня на службе, — это моветон вдвойне!

— Нет! Сударь! Ваша светлость Лаваиль-Дар! Я абсолютно трезв! Послание действительно получено!

— Ну, значит, ты сошёл с ума. Скажи, у тебя жар? Тебе плохо? Нужно вызвать доктора?