С размеренностью часовых механизмов поднимались и падали лестницы, а мутантово отродье взбиралось прямо по черной обсидиановой поверхности стены, таща ввысь перекошенные, обезображенные тела, цепляясь за малейшие неровности когтями, щупальцами и лапами.
Наиболее ожесточенный характер сражение принимало на тех участках, которые удерживали друкаи, облаченные в черные доспехи. Они действовали зазубренными алебардами с превосходным умением и поражали варваров и зверолюдов точными, экономными ударами, не тратя впустую ни одного движения, — что было непросто, принимая во внимание длину их оружия. Пролетая над их головами, Валькия па несколько мгновений позволила себе насладиться зрелищем. Воительницу переполняла гордость. Чем кровавее битва, тем лучше. Пора и самой, рассудила она, принять участие в противоборстве.
Ее взгляд упал на одного из темных эльфов, и она прищурилась. В руках он держал украшенную руническим орнаментом глефу, и по его боевой стойке и атакующим и защитным движениям было видно, что он владеет ею с необычайным искусством. За плечами у него развевался разорванный в нескольких местах простой алый плащ. Этот воин напоминал смертоносный вихрь — лезвие его алебарды неутомимо отбирало одну жизнь за другой. Он то выходил из строя вперед, то возвращался обратно, защищая своих воинов в тех местах, где напор врага был особенно силен. Валькия одобрила его тактику и восхитилась его мастерством. Но что важнее всего, она нашла свою жертву.
Издав раздирающий уши, пронзительный боевой крик, Валькия сложила крылья и упала с небес, словно комета. Она опустилась на стену, не снижая скорости, и от соударения ее копыт с древним черным камнем по нему побежала сеть трещин. И ее собственных воинов, и друкаев разметало в стороны ударной волной. Она выпрямилась — гордая, надменная. Ее вскинутая голова и презрительное благородное лицо выражали вызов всем, кто осмелился бы встать у нее на пути. В момент приземления она пронзила копьем одного из воинов Черной Стражи и теперь равнодушно взглянула на извивавшееся в агонии тело и сбросила его с копья движением запястья. Затем она обратилась к выбранной ею жертве: искусному в поединке военачальнику темных эльфов.
Несколько мгновений она наслаждалась точностью и мастерством, которые существо привносило в свое дело, — и тут оно прекратило убийственный, головокружительный танец. Их взгляды пересеклись. Все чувства Валькии обострились, не двигаясь, она наблюдала, как эльф круговым движением переместил алебарду вперед. Он был готов к поединку с ней.
Кричащие лица, вычеканенные на ее доспехах, исказились, когда она двинулась ему навстречу — пружинной поступью истинного хищника. Она сложила крылья на спине, и сочленения металлических частей ее доспехов растянулись, словно сухожилия. Она склонила голову набок, обнажила клыки в пародии на страстную улыбку и смерила взглядом худощавую фигуру эльфа, закованного в шипастую броню, покрытую тонкой пленкой свежей крови.
У нее в груди взбурлила старинная жажда. Это было самое волнующее чувство из всех знакомых ей, и оно всегда возникало перед снисканием трофея, достойного медного трона. Череп этого темного эльфа был первосортным трофеем, и супруг похвалит ее, когда она положит голову врага у его ног.
— Что ж, давай спляшем парный танец, — промурлыкала она.
Преодолев разделявшее их короткое расстояние, они сошлись в звоне стали.
От быстрого вращения у Темной Руки хлопнул плащ, будто кнут, а глефа в его руках повернулась, словно живое существо. Копье и алебарда соединились в серии ударов, за которыми не мог уследить глаз, — быстрота черного стражника оказалась достойным ответом ярости демонической королевы. Все, что попадало в неистовый круг их противоборства, умирало — раздавленное, обезглавленное, мимоходом отброшенное в сторону.
Круат находился всего в нескольких футах от поединщиков. Его внимание не могло не быть приковано к этой потрясавшей воображение демонстрации боевого мастерства и стойкости духа. Такая близость к женщине-демону будила у него в душе жажду крови, вызывала отчаянное стремление броситься на врага. Благодаря неимоверным усилиям воли он не впал в слепую ярость берсерка, но его разум едва удерживался от того, чтобы перешагнуть грань.