— Ишка э саи мару, — прокомментировал ситуацию представительный господин.
Эти слова вызвали смех в толпе на площади. Тем временем представительный господин заметил, что в телеге под сеном таится ещё что-то.
— Геси! — приказал он. — Тарави-ис о кату!..
Воин с золотистыми усиками коротко махнул двум другим. Разворошив сено древками топориков, они обнаружили спрятанные колоды.
— Эскали-ма, Ишка? — потребовал представительный господин.
Прекратив драку, мужичок с бабой бросились на колени перед крыльцом.
— Эсата? — залепетал мужичок, показывая на четверых москвичей. — Компари-ни, рэ Машар!.. Эсата маль-ни! Сэ иль, иль… Кира тав-са, шаси-ир сэ сагикур…
— Что? — вмешался Володя, сообразив, что мужичок собирается повесить на них какие-то свои грехи. — Ты что плетёшь, дядя?
— Тарави-о кис сэ шатини, Геси! — приказал представительный господин.
Подняв Анечкину сумку — единственную из четырёх, которую москвичи не оставили в автомобиле и не стали прятать, воин с золотистыми усиками полоснул кинжалом по пластиковому боку. На утоптанную землю посыпались вещи — в том числе и золотистые яблоки, вывалившиеся из разорванного пакета. Всего их было восемь — пять москвичи спрятали в лесу, три взяли с собой. Увидев их, тощий служитель культа кубарем скатился с крыльца.
— Этельнэ-помиль! — завопил он чуть ли не на всю деревню. — Матина! Сэ этельнэ-помиль, рэ Машар!
Представительный господин даже привстал в своём кресле. Тощая дама ахнула, мальчишки бросились по ступенькам вниз, чтобы у самой телеги наткнуться на предупредительно выставленные руки воина с золотистыми усиками. Вернувшийся на крыльцо с яблоками в руках, тощий служитель культа что-то быстро зашептал на ухо представительному господину.
— Геси! — приказал представительный господин. — Порав сэ шатини аин шайоро ои сагикур. Ками лета о салани…
Вокруг москвичей сомкнулось кольцо шипастых топориков. Один из стражников поднял разрезанную сумку, другой — жалобно загудевшую гитару. Володя взвыл от боли, получив дубинкой по руке. Снова появился служитель культа — в руках у него оказалась опутанная проводами двузубая вилка. Проведя над головой каждого из москвичей, служитель культа что-то негромко сказал воину с золотистыми усиками. Тот махнул рукой, предлагая идти следом.
— Всё! — подвёл итог Володя. — Теперь и в самом деле влипли.
Окружённые стражниками москвичи завернули за угол башни, через калитку в частоколе войдя в примыкавший узкий дворик. В каменной стене обнаружилась дверь. Войдя, москвичи оказались в погружённом в полумрак зале, целиком занимавшем два нижних этажа — на уровне второго все четыре стены обегал узкий балкончик. Наверх вела винтовая лестница, заключённая в деревянную клетку. Вниз уходила широкая каменная шахта — по дну с шумом бежала вода, вращавшая тяжёлое колесо.
Помимо узких щелей, пробитых на уровне балкончика, зал и шахту освещали электрические лампочки, похожие маленькие толстенькие бутылочки, просевшие под собственной тяжестью. По деревянному столбу шла пара проводов, заключённых в матерчатую изоляцию. Находящийся в основании шахты механизм не мог быть ничем иным, кроме как динамо-машиной.
В первый момент, больше занятые собственной судьбой, чем окружающими загадками, привыкшие к тому, что вокруг постоянно присутствует электричество, москвичи не особенно удивились. Не удивились электричеству и стражники. Вдоль стены под балкончиком тянулся ряд крошечных каменных клетушек. Открыв засов самой дальней, воин с золотистыми усиками махнул рукой, приглашая заходить.
— Это что? — всполошилась Анечка. — Тюрьма?
Внутри клетушки имелся земляной пол с ошмётками гнилой соломы, сложенный из камней, устланный всё той же соломой топчан, мерзко пахнущая дыра в дальнем углу и щель под потолком. Один из стражников ткнул в спину остановившегося на пороге Юру. Следом, удивлённо озираясь, вошли Надя и Анечка — а вечный везунчик Володя в кои-то веки оказался последним, заработав несколько синяков.
Сбившиеся кучкой москвичи услышали, как за закрывшейся дверью лязгнул засов. Наступила тишина.
Глава шестнадцатая
Теперь не вместе
— А мне сегодня на работу выходить… — размышляла Анечка. — Наверное, сегодня, я точно не знаю. Мамочки, что буде-ет! А уж если кому рассказать…
Было темно и холодно. Изредка под ногами слышался чей-то писк — первое время сидевшие на топчане девушки взвизгивали, поднимая ноги. Хотелось есть, а ещё больше — пить, но местное начальство решило, что если не всех узников, то москвичей-то точно следует держать впроголодь.