— Слышишь, Юрыч? — Володя вскочил на ноги. — Я буду не я, если наше аутодафе не откладывается…
Снаружи снова закричали. Поблизости послышалось задорное гиканье, сопровождаемое топотом копыт. Крики ненадолго смолкли. Раздался глухой удар, словно с высоты упало что-то тяжёлое.
— У них там что? — недоумевал Володя. — Слоны взбесились?
То удалявшееся, то приближавшееся веселье становилось всё более шумным. Москвичи не заметили, в какой момент оно переместилось внутрь башни — за дверью зазвенело железо, послышались крики, хаканье и громкий топот. Полчаса спустя из-за двери потянуло дымом.
— Эй! — забарабанил в дверь Володя. — Вы там! Выпустите нас! Мы же сгорим…
Ответа долго не было. Присоединившийся к Володе Юра успел не на шутку испугаться, когда снаружи послышался лязг засова в заржавленных петлях.
Москвичи отпрянули — появившийся на пороге разряженный, словно шут или попугай, грязный и растрёпанный парень выставил перед собой белоснежный клинок. На его голове была широкая белая повязка со спускающимися на плечи хвостиками, поверх лазоревой рубахи с вышивкой небрежно наброшена знакомая плащ-накидка. За широкий пояс заткнут глиняный кувшинчик. Увидев испуганных москвичей, парень оглушительно расхохотался.
— Ками-то, шайоро! Сэ ри париса…
Обернувшись, парень крикнул что-то неразборчивое двум стоявшим за его спиной приятелям — таким же грязным и растрёпанным, столь же богато и пёстро одетым, с такими же белыми повязками на головах. Один выразительно поигрывал маленьким топориком, другой наложил стрелу на тетиву длинного треугольного лука. Приятели жизнерадостно заржали. За спиной у парня с луком был заткнут ещё один кувшинчик.
Огромный зал был погружён в полумрак — день ещё не наступил, а электрические лампочки больше не светили. С треском и дымом горел деревянный кожух динамо-машины, из шахты торчали плитцы остановившегося колеса. Не находивший выхода дым клубился под потолком, затрудняя дыхание. У стены лежало нечто, похожее на окровавленный, прикрытый тряпками кусок мяса.
— Неужели ему никто не поможет? — Надя схватила за рукав парня в вышитой рубахе. — Я сама врач, я могла бы…
— Ками, нафису!.. — расхохотался тот, отшвыривая пустой кувшинчик.
Только теперь Юра узнал того самого воина с золотистыми усиками, что вчера привёл их сюда. Парень в вышитой рубахе наступил ему на руку — воин дёрнулся в тщетной попытке подняться. Парень небрежно взмахнул мечом — вздрогнувшая Надя отвела глаза.
— Шайоро! — усмехнулся парень в вышитой рубахе. — Иль-та таваро. Поир сэ бари…
Юра слегка присел, когда один из бандитов положил ему на плечи тяжеленный, пахнущий сивухой бочонок. В бочонке плеснуло. Второй бочонок водрузили на плечи Володе, перед тем сорвав с него камуфляжную куртку. Девушкам хозяйничающие в башне бандиты не стали предлагать никакой груз. Правда, бандит с топориком попытался задрать Анечке подол — и тут же отпрянул, получив ладошкой по физиономии. Парень в вышитой рубахе крикнул что-то повелительное, а остальные грубо захохотали.
Над деревней висело хмарное небо. Горели бесчисленные факелы, горели костры. С треском, с взлетающими снопами искр горело несколько домов — в том числе и тот, на котором вчера перекрывали крышу. И всюду, куда ни посмотри, хозяйничали бандиты с белыми повязками на головах. Они входили в дома и выходили из домов, тащили мешки и свёртки, кого-то били, кого-то ловили, кого-то гнали, что-то ломали и что-то выбрасывали. В верхних этажах башни не осталось ни одного целого окна — ставни распахнуты, стёкла выбиты, из окон свисают рваные тряпки. Под одним из балкончиков на длинной тонкой верёвке покачивалось что-то большое, бело-красное…
На площади перед частоколом обнаружился похожий на игрушку садовый домик с обтянутой сеткой полукруглой крышей и двумя двухэтажными верандами. В домик, словно в карету, была запряжена четвёрка лошадей знакомой москвичам золотисто-коричневой масти. Понукаемые тычками и пинками местные жители подтаскивали к домику мешки и свёртки. Рядом уже выросла гора разнообразного барахла.
Именно сюда повели ребят с бочонками. Избавившись от ноши, Юра увидел, что в стороне, под охраной дюжины не слишком твёрдо держащихся на ногах бандитов стоят на коленях местные жители. Все без исключения избиты и оборваны, у многих мужчин на одежде кровавые пятна. Перед ними, свесив ноги на бок, сидел на лошади главный бандит или атаман — в длинном, чуть ли не до пят, алом кафтане, белом плаще и огромном берете, над которым колыхался десяток перьев. В дымину пьяный, обвешанный оружием, атаман держал перед крестьянами речь…