Вермут смотрел на Ганса, точно баран на новые ворота. Он никак не мог ожидать от таинственного пассажира подобной откровенности – пусть даже о самом себе Ганс ничего не рассказал. Открытием для человека стало наличие у другихопределенных эмоций и некоторого интереса к людям.
«Ну, я даже незнаю, – промямлил он. – У меня есть девушка. В Штутгарте. Я сам из Алена, но жил потом в Штутгарте, пока не поступил в Академию. И мы с Лизой знакомы с детства, и, в общем, я хотел на ней жениться – и сейчас хочу. Еще…»
«А родина? Скажите честно, обер-лейтенант, все равно Германии уже не существует. Что для вас – Родина?»
Вермут подумал.
«Родина – это люди. Если все те, кого я люблю, переедут из Германии в какую-нибудь Южную Родезию, я поеду за ними, и Родезия станет моей новой родиной. Земля без людей – ничто».
Кажется, он дал правильный ответ. Ганс поднялся и кивнул. «Спасибо, обер-лейтенант, – сказал он. – Вы исчерпывающе ответили на мой вопрос».
В течение следующих двух недель Вермут неоднократно беседовал с Гансом. Командир по-прежнему не мог отличить своего собеседника от прочих, и каждый раз сомневался в том, что разговаривает с тем же другим. Если он действительно беседовал только с Гансом, то остальные, значит, почти не появлялись вне своих кают. Гансу были интересны исключительно личные аспекты жизни Вермута. Другойрасспрашивал о семье, о женщинах, о любви к Партии, об учебе, об отношении к унтерменшам – и Вермут, этот мальчишка двадцати четырех лет от роду, отвечал, отвечал, стараясь быть максимально честным и не понимая, какие эмоции он должен испытывать. Бояться других? Теперь, после длительного общения с Гансом, он уже не видел в них представителей сверхрасы, арийских полубогов, вызванных из небытия всемогущими колдунами Аненербе. Не видел он в них и тайных соратников фюрера. Другиеказались обер-лейтенанту существами, потерявшимися в чуждом им мире и пытающимися найти не власть, а выход.
Тем временем команда волновалась. Матросы и офицеры знали о том, что это их последняя миссия, и требовали решить, что делать дальше. В один из дней было решено провести всеобщее голосование, отрицающее классовые различия и военную иерархию. Каждый имел право голоса, и каждый голос был равен другому. Вариантов было три: вернуться в Германию и сдаться союзникам, уже оккупировавшим территорию страны; тайно высадиться в Южной Америке или еще где-либо и попытаться исчезнуть; открыто предложить себя государству, поддерживавшему режим Гитлера и пока еще стоящему на собственных ногах. Японии, судя по всему, оставалось немного, а вот Аргентина вполне подходила – на том и остановились. Из сорока четырех голосов тридцать один был подан в пользу высадки в Аргентине и сдачи аргентинским властям.
Когда до цели оставалось идти порядка суток, а подлодка двигалась над водой в штатном режиме, Вермут столкнулся с другимв коридоре и тот неожиданно пригласил его в одну из своих кают. «Вы уверены?» – спросил Вермут. «Да, обер-лейтенант, я совершенно уверен», – ответил Ганс.
Вермут не знал точно, в которой из кают живет вероятный руководитель других. Ганс открыл дверь правой. Вермут шагнул внутрь и, резко остановившись, обернулся. «Не беспокойтесь, – отозвался Ганс, – проходите».
На трех койках из четырех лежали другие. С виду они были мертвы – грудные клетки оставались неподвижными, черные очки на резинках сняты, сморщенные веки смежены. «Что с ними?» – «Они отдали свою энергию господину, чтобы он добрался до пункта назначения и выполнил свою миссию». – «Господин – это тот, что в соседней каюте?» – «Да». – «А ты?» – «Я должен быть четвертым: меня как раз хватит».
Вермут нерешительно дотронулся до одного из тел. Оно шевельнулось, поскольку оказалось легким, высохшим, точно пустым внутри.
«Кто вы?» – спросил обер-лейтенант.
Ганс поднял руки и, оттянув ремешок, перенес свои круглые черные очки с глаз на лоб. Глаза у него были такие же черные, как и стекла очков. Ни зрачка, ни радужки, только непроницаемая тьма. «Вы знаете, обер-лейтенант, кто такие альвы?» «Нет», – покачал головой Вермут. «Садитесь, обер-лейтенант, послушайте одну сказку», – сказал Ганс и сел сам – прямо на железный пол, поскольку на койках места не было. Вермут присел рядом. Некоторое время оба молчали.
«Мы – альвы, – сказал Ганс. – Мы жили на земле много лет назад, потом была война, мы разделились на два народа, две коалиции. Одни остались на поверхности, вторые – мы – ушли вниз. С людьми мы общались, но наша цивилизация была значительно более развитой, нежели человеческая, и вы воспринимали нас как богов. Мы подчинили себе огонь на несколько тысяч лет раньше вас, раньше изобрели колесо, лук и так далее. Потом человек стал нас догонять. В подземелья, называвшиеся Свартальфахейм, он не спускался, но вот наших наземных собратьев вырезал под корень уже к шестому веку, если следовать вашему летосчислению. Подземные же альвы остались».
«И Аненербе вызвало вас наверх».
«Ну, можно сказать и так, – отозвался Ганс. – Хотя скорее не вызвало, а просто установило контакт. Нас очень мало, раса вырождается, и потому до недавнего времени мы вас просто боялись».
«Вы – нас?»
«Да, обер-лейтенант. Сколько вас? Два с лишним миллиарда? А нас – около пяти тысяч. И женщин – очень мало. Мы живем значительно дольше вас, но не настолько, чтобы не бояться смерти – как личной, так и всего народа».
«И что дальше?»
«Дальше на нас вышел Рихард Вольфрам из Аненербе. Нам предложили сделку: мы предоставляем правительству вашей страны определенные технологии, а вы возвращаете нам законное право на жизнь. Мы хотели жить на земле – и не просто существовать, а иметь влияние, власть, быть привилегированной группой. Ваши врачи должны были помочь нам с проблемами увеличения популяции».
«Что за технологии?» – спросил Вермут.
«Если говорить о науке, то здесь вы гораздо лучше развиты, чем мы. Даже подводная лодка для меня остается чудом, хотя я впервые плавал на подобной пятнадцать лет назад. Но мы тоже кое-что можем. Мы умеем управлять психоактивностью определенных существ. Если мы захотим, на нашей стороне выступят волки, змеи, рыси и совы. Или морские твари. Поверьте, обер-лейтенант, не все американские и советские корабли погибли от немецких торпед. Некоторые ушли в глубину по несколько более экзотическим причинам».
Вермут оперся на руку и поднялся.
«Скажите, Ганс, зачем вы мне рассказываете все это? В чем состоит миссия вашего господина?»
Ганс странно поморщился под маской – было видно, как натягивается кожа около глаз.
«Уже ни в чем, обер-лейтенант. Я должен был отдать свою энергию еще вчера, но не сделал этого, и господин умер».
Вермут молчал, ожидая продолжения.
«Вы, обер-лейтенант Отто Вермут, разъяснили мне одну вещь. Вещь, которую мы почти забыли. Вы показали мне, ради чего вы живете – и я понял, что у меня нет ни одной причины, ради которой стоило бы жить мне. Я говорил, что мы способны управлять животными. Там, в дне пути отсюда – точка, из которой можно вызвать достаточно крупных существ из глубин. У нас есть устройство вызова – вы видели его у господина. Вызвав наших зверей, мы бы затопили ваши подлодки – а через примерно полгода земля снова стала бы нашей. Рейх не смог исполнить свои обещания, но дал нам возможность взяться за дело самим. И мы взялись за дело».
Вермут ничего не понимал.
«Тогда почему? Почему вы не сделали этого?»
«Потому что я понял, что для нас вся эта земля, вся эта жизнь на солнце – пустой звук, давно забытый период. Мы не можем даже находиться наверху без специальной защиты и темных очков – настолько мы изменились по сравнению с нашими предками. Просто это ваша земля».
Вермут покачал головой.
«Мне с трудом верится в подобный альтруизм».
«Его и нет, обер-лейтенант. По крайней мере, у альвов. Он есть у отдельного индивидуума – у меня. Вам просто повезло».
Вермут вышел из каюты. Ему очень хотелось выйти на палубу, вдохнуть чистого воздух, почувствовать ветер и морские брызги. Альв появился следом.