Собака была не одна. Похоже, целая стая бездомных псов переродилась. Первым мы заметили вожака. За ним шли другие.
– Мы влезли на их территорию, – сказал Миша. – Стой тихо.
Я окаменела. Пока на глаза нам показались четыре пса. Я настороженно огляделась. По крайней мере, нас не окружили. Или я просто не видела? Нас могли выслеживать от самой станции. Меня охватила злость. Нам осталось пройти совсем немного. Но отсюда дом заслоняли деревья. Я могла сфотографировать только угол, немногим больше того, что уже сняла. Я сознавала, что этого не хватит.
Вожак остановился.
Миша очень медленно сделал шаг в сторону.
Пес разинул измененную пасть. Лаять он не мог, зато попытался зарычать: из глотки вырвались тошнотворный скрежет и шипение. Налитые кровью глаза тяжело смотрели из дыр в белом черепе. Клыки отросли, будто у древнего смилодона. С двух сторон подтягивалась его стая. Я насчитала больше десятка измененных собак, одинаково белых, чешуйчатых.
Вожак немного подождал и снова пошел на нас.
Миша вытянул на свет дубинку и выпрямился, держа ее на отлете. Он заслонял меня собой. Я понимала: есть шанс, что собака не станет связываться с большим, сильным и вооруженным человеком. Или наоборот. Угроза могла разозлить ее еще сильнее. Пес был здесь не один, он вел стаю. Пятьдесят на пятьдесят.
– Если прибить вожака, – сказал Миша, – они разбегутся.
Он не оборачивался ко мне, потому что смотрел в глаза вожаку, рассчитывая «переглядеть» его. Вожак снова заскрежетал измененным горлом. Его сородичи подбирались ближе. Они молчали, но смотрели так же исподлобья, со злобой. У некоторых чешуя на затылке и плечах разрослась шипами и гребнями, как у динозавров, у других тела остались гладкими. «Здесь где-то логово со щенками? – предположила я. – Или стаю кто-то гонит?» Я не могла понять, отчего собаки так себя ведут.
Миша похлопал дубинкой по ладони.
Вожак рванулся к нему, но отскочил, когда Миша отмахнулся дубинкой. Миша прошипел что-то нецензурное.
Я посмотрела в сторону метро. На здание станции падали солнечные лучи. Деревья мирно шумели. В лужах плыли опавшие листья. Я была готова спасаться от эльфов. Но бросить все из-за собачьей стаи?
Вожак снова прыгнул. На этот раз он вцепился зубами в дубинку. Миша ударил его ногой, вырывая оружие из пасти. Сдавленный скрежещущий рык подхватила вся стая. Псы приближались. Их клыки влажно блестели. Миша выматерился в голос и крикнул мне:
– Беги!
Я сняла рюкзак, достала пистолет, приняла стойку, глубоко вдохнула, прицелилась и выстрелила.
Удар пули отшвырнул вожака. Он дико закричал. Вой резанул по ушам. Я целилась в сердце и попала. Я неплохо стреляю. Соображаю, к несчастью, хуже. Чешуя оказалась очень прочной. Вероятно, это была не измененная шерсть, а костяные выросты. Пуля застряла в мощных пластинах на груди собаки. Пластина раскололась, побежала струйка крови. Но рана не выглядела серьезной.
Сейчас вожак стоял ко мне боком. На боках чешуя была мельче и наверняка тоньше. Я выстрелила еще раз. Вожак пошатнулся, поджал заднюю лапу и захрипел. Несколько собак сорвались с места и сбежали, но остальные не шелохнулись. Я молча выругалась. Череп у эльфийской собаки уж точно непробиваемый. Я что, должна в глаз попасть? В цель размером с квадратный сантиметр? Я такого и по неподвижной мишени не отработаю.
Вожак упал.
Медленно, один за другим, псы разошлись. Все они молчали и, казалось, напоследок окидывали нас испытующими взглядами.
Я перевела дыхание и выпрямилась. Хотелось потереть лицо, но я боялась разомкнуть хват на рукояти пистолета. Наконец я сняла его с боевого взвода, потрясла головой и обернулась к Мише.
Он смотрел на меня, открыв рот.
– Я думал, ты…
– Что?
– Сдурела со страху, – честно признался он, – и бежать не можешь.
Он не спросил, умею ли я стрелять. Это он понял сразу.
Я оценила.
– А смысл? – я пожала плечами.
– Откуда у тебя пистолет?
– Из клуба. Он спортивный. Разрешения у меня нет.
– Это как?
Я вздохнула. Не люблю вспоминать тот день.
– Когда все началось, – объяснила я, – мы с друзьями были на тренировке. На севере. Отовсюду полезла дрянь. Но у нас было оружие. И классный инструктор. Так что мы спаслись.
– Какая дрянь? – Миша все еще выглядел растерянным. – Эльфы?
– Нет. Никого живого. Только камень вроде этого, – я махнула рукой в сторону измененных домов. – Белый, полупрозрачный. Он рос очень быстро, по метру в секунду. Такими толстыми шипами. Пули его хорошо разбивали.
– Ясно… – выговорил Миша. Удивление не отпускало его. – А где они теперь? Твои друзья?
– Нас было четверо. Одну девушку выгнал ее дом. Она улетела в Новосибирск, к родителям. Сейчас у нее все в порядке, мы переписываемся. А еще два парня пошли на север. Уже после того, как сформировался анклав. В разведку и, может, забрать свои вещи из квартир, если получится.
Я умолкла. Миша понял и кивнул:
– Они не вернулись.
– Да, – сказала я. – Поэтому я боюсь эльфов.
Миша подобрал свою дубинку и внимательно изучил следы, которые оставили на ней зубы эльфийской собаки. Я тоже пригляделась. Похоже, собака не перекусила ее напополам только случайно. «Неудивительно», – подумалось мне. Если грудные пластины брони держат пулю из «Ярыгина» с семи метров, то клыки должны быть еще крепче. Усилие челюстей даже представить страшно.
– Ладно, – вслух подумал Миша. Лицо у него было странное. – Пошли дальше. Совсем недалеко осталось.
Я наклонилась к рюкзаку – достать фотоаппарат.
– Ты это! – вскинулся Миша. – Пистолет держи!
«Что-то одно я должна была забыть», – подумала я безнадежно, глядя в раскрытое нутро рюкзака. Я забыла ремень для фотоаппарата. А еще стоило бы попросить Наталью достать для меня кобуру. Об этом я тоже забыла. Признаться, больше всего сейчас мне хотелось рвануть бегом к дому Валентины Петровны, отщелкать его раз сто и побежать к метро еще быстрее.
Миша понял причину моих страданий и засмеялся.
– Давай сюда свой фотик, – сказал он, – я отщелкаю.
А ты будешь артиллерия. Бди. Чувствуй себя гаубицей.
– А ты умеешь стрелять?
– В армии служил, – сообщил Миша. – Но пистолет твой не возьму. Ты умеешь попадать. Пошли.
Я улыбнулась:
– Подожди минуту. У меня запасного магазина нет.
– Понял, – сказал Миша и забрал у меня фотоаппарат. Он еще раз сфотографировал угол дома и положил фотоаппарат в карман куртки, а потом присел на корточки рядом со мной и смотрел, как я снаряжаю магазин. «Правильная мысль, – вполголоса заметил он. – Кто их знает, этих эльфов. Лишние два выстрела могут решить». Я молча согласилась.
Когда мы выпрямились, возникла секунда неловкости. Миша задумчиво пошевелил челюстью и ухмыльнулся.
– Иди сзади, как раньше, – велел он. – Снайпер должен находиться в безопасном месте.
– Миша, я не снайпер.
– Да, ты милая скромница! – фыркнул он.
За следующие пятнадцать минут ничего плохого не случилось.
Мы добрались к дому, и Миша отщелкал его с двух сторон – с тех, что выходили на дорогу. Он хотел обойти дом кругом, но я упросила его не соваться. Во дворах густо разрослись эльфийские рощи. Кто его знал, что там росло, кроме кустов и деревьев? Там могли оказаться и другие собаки. Миша не стал долго спорить.
Зайти внутрь мы не могли, потому что дом избавился от подъездов. Крыльца оплыли как свечи, а на месте дверей белел чистый гладкий камень. Окон, как и повсюду окрест, не было до самых верхних этажей.
Миша зашел мне за спину, открыл мой рюкзак и аккуратно положил фотоаппарат внутрь. Застегнув молнию, он похлопал меня по плечу и сказал:
– Ну все. Поехали домой. Облегчение, правда?
– Передать не могу, какое.
– Аналогично.
Я глянула на него, вывернув шею. Пистолет я держала перед собой в хвате, обеими руками, и чувствовала себя довольно глупо. Но облегчение действительно было невероятным. Меня переполняла благодарность.