Галя сперва держалась, а потом зарыдала и всё ему рассказала. Батя молча её выслушал, потом медленно поднялся и вышел во двор. Мишка как раз сидел там, поигрывая ключами от машины. У него была жёлтая Дэу Нексия, купленная по случаю у таксиста Горенко из первого парадного. Вполне вероятно, что они с Валькой собирались на увеселительную прогулку — за город на речку или в Луна-парк.
Батя, абсолютно не стесняясь соседей, сходу зарядил Мишке в лоб. Тот упал с лавочки, Валька заверещала, а отец забрал у сидевшей тут же старухи Лифантьевой её клюку и начал молча бить Мишку. Тот, даром что на голову выше, почему-то только прикрывался и удаль молодецкую проявить не спешил. На шум подканали братья Бондари, местные сявки и завзятые Мишкины дружки. Было их двое, средний, Макар, как раз был в СИЗО, его приняли на базаре за переворот (примечание переводчика: следует различать понятия «переворот» и «отворот», отворачивают — это кража с легким нажимом, а переворачивают внаглую) партии кожаных курток из Турции.
Батя молча повернулся к ним, и было в его стойке и глазах что-то новое, совсем иное. Такое впечатление, что это Брюс Виллис переоделся в него и прибыл в наше хуево-кукуево сниматься в фильме «Крепкий орешек-3».
Бондари были известны как жуткие хулиганы, они ходили с одинаковыми белыми бультерьерами (которые, тоже, наверное были братьями), носили толстые золотые цепи и всегда имели при себе телескопы (примечание переводчика: выдвижная дубинка «телескоп» построена по принципу останкинской башни, как будто много узких железных матрёшек выскакивают одна из одной).
Дальше произошло невероятное — старший Бондарь, Виталик, глянул на Гальку, видать допетрил что к чему, сплюнул и потянул младшего, Андрюху, в сторону. Возможно, они были в курсе ситуации, а, может, Бог на свете таки есть.
Батя выдал Мишке финальный хрясь, вытер палку рукой и вернул Лифантьевой, которая лихорадочно звала милицию. Она схватила палку и побежала к своему парадному. Отец, в которого явно вселился Аль Пачино, приобнял Галю и тоже повёл домой.
Самое обидное, что квартиру вернуть не удалось. Сорокины наотрез отказались принять задаток, батя клял их «вонючими кацапами» и грозился пойти по судам. Но правда была на их стороне — через пять дней Галя взяла академический отпуск, собрала платья с кассетами, и они поехали на родину.
Курьер группы «Мумий тролль» прибыл в город, как и было оговорено, в первый понедельник августа. Он ломился в «Черемшину», где был предельно быстро послан в пеший эротический тур. Покантовавшись в городе ещё часок, он спешно отбыл в Москву.
У Гали родилась чудная девочка, назвали её Дашенькой. Она росла умничкой и радовала деда и прабабку. Гальку Жень Же-нич через год сосватал за завязавшего с ширкой сына вечного депутата Онищука. Про таких, как его пахан, говорили: кто при царе жил, тот и сейчас неплохо себя чувствует. Онищук-старший первым из местных публично отрёкся от КПСС и переквалифицировался в украинские патриоты.
Та ещё, короче, гнида, но деньги в семье есть. Сынок его прилично начудил, но после принудительного лечения стал тихим, спокойным и возглавил местный универмаг. Так что всё в результате было хорошо. Жень Женич теперь закладывал редко, по большим праздникам, с законным зятем за хорошим столом. Заходил он к Гальке каждый день, брал Дашульку, и они шли гулять.
Как-то раз на Пасху он сказал Гальке, что, может, надо было дать матери промеж глаз, глядишь бы, и образумилась. И никуда бы не делась. Дочка ответила своим любимым: ты-сла-что-сла-сказал-сла, и добавила, что он бы жену в жизни не тронул.
— Знал бы раньше, тронул, — сказал Жень Женич. — Жизнь, она разная, меняться никогда не поздно. Он выпил небольшой стопарь, закусил хлебушком и погладил Дашеньку по голове, потому как она, умничка, съела целую тарелку пюре.
Лучше всех
Я не ухожу, Клерфэ. Просто иногда меня нет.
Всё всегда зависит от денег, когда у тебя их мало — и счастья будет столько же. Во все времена художники, музыканты и литераторы пытались убедить людей в обратном. Они писали о том, что жизнь прекрасна при любом количестве денег на счету, а потом сбивались с ног, пытаясь продать свой товар людям, жаждущим свежих иллюзий и мечтающим получить свою порцию надежды на счастливую жизнь.
Денег второго мужа Жевеньевы хватило на немного красоты: утром встающее солнце обходило здание банка «Лионский кредит «и несколько часов светило в окно кухни, уходя потом за башню бизнес-центра «Тати». Всё в кухне было белым, и в эти утренние часы легко было поверить в то, что всё, в принципе, хорошо. А если прищурить глаза, можно было вообще решить, что ей снова шестнадцать, и что она сидит среди такой же белой мебели в маминой кухне, в Монтандре.