В метро Аня дремала и чуть не прозевала «Боровицкую», где нужно было делать пересадку, выскочила из вагона в самый последний момент. Когда поднималась по ступенькам, получила сообщение от Птушко: «Как насчет мотоцикла?» Она вспомнила, что вчера обещала покататься с ним на его «Кавасаки», а следом вспомнила про пленку с «белым фоном», лежащую в сумочке. Блин, опять чуть не забыла! «Давай завтра с утра», — ответила она Сергею, а остаток пути до «Проспекта Мира» держала пленку в кулаке, чтобы сдать ее на проявку в первом же попавшемся пункте.
На Елене Петровне был все тот же застиранный просторный халат, к которому прибавился полосатый платок с кистями, наброшенный на плечи. Ее седые волосы были по-прежнему собраны в пучок.
— Здравствуй, душа моя, — улыбнулась Елена Петровна и легонько потрепала Аню по руке. — Рада тебя видеть… Тапочки под калошницей.
Аня ожидала, что ее вновь обступят собаки, но они были заперты на кухне, откуда раздавались их недовольные голоса. Из-под кухонной двери торчало несколько собачьих лап.
В зале, куда Аня вошла первой, царило прежнее запустение, все так же беззвучно работал на тумбочке в углу маленький телевизор, настроенный на канал «Культура», а со шкафа, как и в прошлый ее визит, свисала сложенная раскладушка. Ничего здесь не изменилось. Дверь в другую комнату была опять закрыта. «Интересно, что там?» — подумала Аня. Она не удивилась бы, если бы оттуда вдруг вышла Оксана.
Минут двадцать они разговаривали, можно сказать, ни о чем. Елена Петровна снова принесла бутылку холодного пива (на этот раз «Будвайзер»), но Аня отказалась, ибо вечерком собиралась забрать со стоянки свой «Форд» и перегнать его к подъезду, чтобы привести в порядок салон. А садиться за руль даже после стакана пива было не в ее правилах. Она краем уха слушала Елену Петровну, кивала, отвечала что-то, а сама соображала, как бы перевести разговор на Оксану. Эта бестия очень ее интересовала. Да и на саму Елену Петровну Аня теперь смотрела совсем другими глазами: как-никак одна из подруг доктора Лоренца, это о многом говорит. Она явно не так проста, как кажется, она наверняка знает много такого о докторе Лоренце, чего не знает никто, но, Господи, почему же живет в таком убожестве и бардаке? Или это ее стиль?
— Ты не спешишь, душа моя? — как бы между прочим спросила Елена Петровна, близоруко щурясь. У нее были большие выцветшие глаза, и они глядели на Аню настороженно, внимательно. Она словно ждала от Ани чего-то… Впрочем, ясно чего — она ждала от Ани эликсир и при этом понимала (она не могла этого не понимать), что Аня от нее тоже кое-чего ждет взамен и просто так эликсир отдавать не собирается. А чего может ждать Аня? Не денег же, право. Только информацию, какую-никакую, но информацию, и не столько для какого-то практического использования, сколько для удовлетворения своего бабьего любопытства. Всем все было ясно.
— Я тебе кое-что расскажу, душа моя, и ты меня, надеюсь, правильно поймешь, — наконец сдалась Елена Петровна. — Я понимаю, что ты хочешь каких-то объяснений… Тут ты, наверное, права… Я тебя понимаю… В общем, есть один хороший человек, очень хороший, и он серьезно болеет. У него то самое, от чего еще не придумали лекарства. Ему делают химию, но болезнь все равно прогрессирует… Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
Аня молча кивнула.
— Ему уже около семидесяти, но все равно… Сколько бы лет тебе ни было, душа моя, умирать все равно не хочется. — Елена Петровна встала и, кутаясь в платок, подошла к окну. По карнизу еле слышно барабанили капли дождя. Пришел наконец грозовой фронт, о котором предупреждали синоптики. — Этот человек мне очень дорог, я тебе как-нибудь потом расскажу почему. Да, в общем, это и не важно… У него есть деньги, но что они значат, когда метастазы уже повсюду… Врачи бессильны. И я обратилась за помощью к доктору Лоренцу — это была последняя надежда. Обратилась за помощью и имела глупость сказать, для кого именно нужен эликсир. Для кого и зачем. Это была моя ошибка, но я хотела, чтобы все было по-честному, а это, сама знаешь, очень часто кончается плохо. И Лоренц отказал. Правда, у него были причины, чтобы отказать, довольно объективные, надо сказать, причины, я знала о них, но все равно надеялась, что он через них переступит. А он не переступил.