Когда фотография появилась на экране, Петр Алексеевич увеличил ее и еще раз полюбовался выражением лица бабули: смешливым и чуть лукавым. Хороша чертовка!
Потом немного сдвинул фото мышкой, чтобы взглянуть на штоф, — и вздрогнул.
На той грани квадратной бутылки, которая была повернута к объективу, явственно виднелась приклеенная бумажка с ровными, написанными от руки строчками. Савицкий дважды щелкнул по кнопке “zoom in”. Строчки прояснились, и он прочел:
Р. Д.
Восемь чарокъ отрезвит. изъ аппарата д. и.
Патины змъиной 1/2 зол.
Отъ березы моей из Зайцова, ежели вырастъть, коры 1 зол.
Полоумь-травы Вакховой 3 зол.
Отъ всего
Дальше было не разобрать — на этикетку падала тень от стоявшего рядом пузатого графина.
Не было никаких сомнений, что писал сам князь: про его жизнь в псковской деревне Зайцево Савицкий слышал много раз. Но что же это мог быть за рецепт, если Лев Сергеич решил записать его не где-нибудь, а на петровском подарке, самой главной семейной реликвии? И какие странные слова: «Патины змеиной». Ладно бы еще змеиного яду, а то патины. Патина — это же только на металлах бывает... На каких, кстати? Нет, не помню.
Петр Алексеевич снова открыл кавказскую фотографию князя и гордо приосанился. Все-таки не каждый может похвастаться таким необычным, можно даже сказать — выдающимся предком.
«Да ну тебя! — тут же оборвал он сам себя. — Глупости какие... Ну, был прадедушка ненормальный, ну и что? Все его психом считали, кроме жены и дочери, конечно. Химичил там чего-то, запершись, вот и съехал, как тогда говорили, с глузду. Патины змеиной...»
Савицкий достал из сканера альбом, перевернул страницу и принялся за следующее фото. Пока машина жужжала, он еще раз посмотрел на штоф. А что, если не съехал? А вдруг тут скрыта удача, а вдруг это шанс все поправить? Нет, не может быть...
Чтобы разрешить все сомнения, он открыл наугад Рамакришну.
Я согласен с Вивеканандой, что все знания, полученные от предков, на самом деле идут из глубины твоей собственной души, но добавлю при этом: да не заморачивайся ты такими вопросами, а лучше попробуй получить за свои знания реальные деньги. Предки часто дают нам шанс заработать как раз в те минуты, когда мы считаем, что идем на дно, — ответил Неомраченный.
Так вот оно в чем дело! Значит, прадедушка не просто так руку протягивает, поздороваться. Значит, он помощь предлагает, хочет, чтобы внучек уцепился и выплыл на поверхность. Ну, раз так, будем думать над посланием.
Савицкий поклонился учителю, закрыл книгу, поудобнее расположился в кресле и принялся анализировать текст.
Перед нами явно рецепт какого-то медицинского снадобья. Или же, поскольку он написан на водочном штофе, рецепт приготовления алкогольного напитка. В обоих случаях должны быть указаны дозировки ингредиентов. Следовательно, слово «зол.» — это не золото, а какая-то мера веса.
Савицкий быстро забил в поисковик «русские меры веса». Да, точно. Это золотник — 4,27 грамма. Ага, кое-что получается! Поехали дальше. Слово «чарка», по всей видимости, тоже должно значить не просто большую рюмку, а что-то конкретное. Ага: «Русская единица измерения объема жидкости. Иначе называлась соткой и представляла собой сотую часть ведра или 0,123 литра». Значит, восемь чарок — это без малого литр. А сколько влезало в штоф?
Петр Алексеевич окинул оценивающим взглядом бутыль на фотографии. Оригинала он, увы, никогда не видел: по словам бабушки, реликвию украли задолго до того, как он родился. Сколько же туда могло войти?
Так... Википедия. «Штофы»... Штофы бывали либо на десять чарок, либо на восемь. Ну, и каков же был собакинский? Вопрос, как говорил Холмс, на одну трубку. Даже на одну затяжку. Ясно, что самый большой: не мог же Петр подарить первому русскому винопийце какой-то шкалик?! Да и на фотографии штоф выглядит солидно, литра полтора с виду войдет. Значит, бутыль на две трети заливается каким-то «отрезвитом», а сверху еще что-то доливается или досыпается. Патина змеиная, блин...
Деревня Зайцево в Псковской губернии — это найти можно, а вот береза за сто лет наверняка не только выросла, но и погибла. Ну ничего, поскребем соседнюю.
Дальше. Какая-то «полоумь-трава», да еще и «Вакхова»... Н-да...
Что еще остается? Первая строчка: «Р. Д.». Черт его знает... Дальше — «аппарат д. и.». Тоже не пойми что.
И еще эта проклятая патина!
Но все-таки это дело просто так бросать нельзя. А вдруг прадедушка и впрямь что-то такое открыл? Некоторые слова совершенно непонятны, к тому же никак не разобрать конец рецепта. Да и о том, для чего это все, ни слова не сказано. Но сразу сдаваться, тем не менее, не стоит.