Потом он жалел, что не оглянулся, не увидел рожи Диких Хозяев. Не до того ему было. Они пролетели, наверное, полпути над озером, когда он осмелился разжать Янины руки.
— Тебе не... — еле слышно заговорила она. Он зашипел: нашла время! Не хватало нам теперь, после всего, ухнуть в глубокую воду! Она так и не слезла с его спины. Еще и держалась изо всех сил за ворот безрукавки.
Вит очень хорошо ее понимал. Летучее покрывало было прозрачным, если не как воздух, то как травяной настой, когда его льют из чашки в чашку — точно. И еще оно было холодным и жестким. Он смотрел то вперед, на приближающийся берег и серые башни под треугольными крышами, то вниз, в такую близкую воду, прозрачную, зеленоватую, с «елочками» водорослей, и старался на всякий случай даже ничего не думать...
А потом оказалось, что они лежат на ровной и твердой земле. Вернее, на площадке, вымощенной камнями — одинаковыми, гладко обтесанными, теплыми на ощупь. Или, может, на одном камне, разделенном на маленькие кусочки очень ровными трещинами. Вокруг цвело что-то пестрое, сладко пахнущее. Вит поднял голову и увидел, что с каменных ступенек впереди сбегает человек, одетый в синее. Рослый, нестарый, с русой бородой, ровно подстриженной. Он что-то спросил, Вит не разобрал что — расслышал, но не понял. Суть в том, что говоривший улыбался. Не так, как главарь, а по-настоящему.
— Вот, — ответил он. — Это Яна. У нее нога попала в капкан. Вылечите, господин Хозяин, я отработаю. Пожалуйста.
Человек перестал улыбаться и щелкнул пальцами. На руке его было кольцо.
Это была еще даже не комната. Это были... наверное, сени. Хотя в замке они должны называться иначе. После жары снаружи тут было сумеречно и прохладно. И очень тихо, прямо в ушах звенит. Окон в комнатке не имелось, свет шел от желтоватого потолка. Вит потрогал темную стену. Деревянная, лаком покрыта. У стены стояло что-то вроде скамьи, только мягкое на вид. Коснулся пальцем — как живая кожа. Теплая скамья, и даже чуть шевельнулась... или кажется? Ну ее, может, и вправду живая, кто ее знает, что у нее на уме. Вит отряхнул зад и осторожно сел на пол, в стороне от пушистого ковра.
Пол каменный, но не холодный, будто его недавно нагревало солнце. Камень полированный, бело-розоватый, нежный. Полы мраморные, скатерти браные, вспомнил он сказку. Неплохо живет Ник. И непохоже, что это демонские иллюзии. Должно быть, демоны построили ему настоящий дом. Вит попытался представить, сколько Слов надо было сказать, чтобы получился такой домище, но голова отказывалась об этом думать. Как и о том, что случится дальше.
С тех пор, как Яну увез по ровной дорожке живой катучий стол, а Ник привел Вита сюда и исчез, прошло, должно быть, немало времени. Вит не знал, сколько точно: он как-то внезапно устал. Словно его оттрепала лихорадка. Вспоминать, соображать и загадывать наперед не было сил, и шевелиться было лень. Можно бы уснуть, если б не знобило. Он вытянул ноги, закрыл воспаленные глаза, прижал ладони к теплому камню. И почувствовал, что его ищет чей-то взгляд.
Ощущение было сильным и назойливым. Он с трудом встал и увидел зеркало. Громадное, в полный человеческий рост, и он мог поклясться чем угодно — только что никакого зеркала не было, а была такая же деревянная стена, как справа и слева.
Зеркало отразило его. Четко и ясно, до последней нитки на обтрепанных штанах... м-да. Тощий долговязый парень в зеркале криво улыбнулся, затем выпятил губу. Хорош, что там говорить. Сказочный герой, как вылитый. Ни усов, ни бороды, лицо худое, все в нос ушло. Грязь на щеке, нечесаные волосы черными сосульками свисают до плеч... до плеч дядькиной безрукавки, чтобы быть точным. Которые вдвое шире его собственных. А зато штаны не прикрывают голых щиколоток, и башмак порвался. И рука — длиннопалая, тонкая, как у девчонки. Айгеново кольцо даже среднему пальцу велико. Зеленый камень с широкой верхней гранью сверкнул из-под замызганного рукава, будто краденый.
Краденый и есть, если вдуматься.
Вит зачем-то приложил кольцо камнем к зеркалу.
И, пошатнувшись, чуть снова не сел задницей на пол.
— А-айген?..
Вместо его отражения в зеркале появился учитель. Не такой, каким был перед смертью, дико взлохмаченный и в растерзанной рубахе. Скорее такой, каким его Вит впервые увидел.
Было ему тогда лет восемь, и он сидел в поле у деревни. Трава там росла высокая, легко можно было спрятаться от всех, а если начнут ругать — легко отпереться: а что, я же все время тут был, рядом, ну, может, уснул на чуть-чуть... Незнакомец шел по дороге из леса. Быстро, будто совсем не устал, а пустился в путь только что. И был он весь черный и белый. Черные штаны, белая рубашка, черная куртка висит на плече. Волосы черно-белые, и кудрявая борода такая же. Брови и глаза — четырьмя угольными прочерками. И даже улыбка черно-белая: зубы сверкают, но двух передних, через один, нету. Он шел и улыбался. Потом поравнялся с Витом и сказал:
— Вылезай.
Прежний Хозяин как раз той весной ушел и не вернулся, и Айген остался в Южном Холме.
...И теперь он глянул на Вита из зеркала, как будто ничего не случилось. Вит даже обернулся — но Айгена, конечно, рядом не было. Неподвижная картинка, образ... или все-таки?.. Он осторожно коснулся зеркала, и картинка задвигалась. Айген ухмыльнулся в шесть зубов без двух, пригладил волосы, знакомо помахал рукой, выставив ладонь вперед... и исчез. И в зеркало медленно вернулось отражение Вита, сперва прозрачное, будто в простом стекле, потом цветное и четкое.
— Вот в чем дело, — произнес голос за спиной. Ник в зеркале не отражался. — А то я понять не мог: с девицей все ясно — Михеева дочь, а ты откуда взялся, такой красивый? Ты, стало быть, от Айгена. Он погиб, верно?
— С кем все ясно? — спросил Вит. Ник сокрушенно вздохнул. Пересыпал с ладони на ладонь звякнувшие кольца. Взял одно, повертел в пальцах. Знакомое кольцо, только что виденное — камень лиловый с золотом...
— Ошиблись эти ребята, когда за вами погнались. И хуже ошиблись, когда полезли в мою систему... Твоя подружка — дочь Михея. Она тебе не сказала, что ли?
— Какого Михея?
— У вас разве их несколько было? — кротко спросил Ник. — Михея, Хозяина Поречья. Слыхал о таком?
— Ага. А...
Вит попытался что-то еще сказать, но только моргнул и закрыл рот. Михей, пореченский Хозяин. Он же не рыжий был, мелькнула дурацкая мысль.
— Не обижайся на девочку. Сам понимаешь, не тот был случай, чтобы хвастать родством с Хозяином. Да и в любом случае навряд ли она этим родством гордилась бы. Она и жила не с ним, а с материной родней. Это и понятно, если вспомнить, как ее мать погибла... Знаешь эту историю? Хотя откуда, ты же сам тогда в пеленках был. Ну и обойдешься без этого знания.
На самом деле Вит знал. Про то, как Михей женился и что случилось потом, и в Южном Холме шептались. Он только не слыхал, что у этой женщины была от Михея дочка.
— Айген, значит, погиб. А Михей время потратил, чтобы ее выкинуть из деревни, вот обе деревни и провалились... А тебе она что сказала?
Вит промолчал. Травы она собирала, видите ли. Без мешка, без серпа или ножика, зато в теплой безрукавке, с запасом хлеба, в хороших башмачках... ночью в Хозяйском Лесу, куда нормальные люди отродясь не ходили ни за какими травами-ягодами. Он представил, как ее тащит по воздуху невидимая сеть в ночной темноте, как ослабевает и опускается, не донеся до входа, до домика Ника. Вспомнил двух Диких, лежащих на земле, — тогда он и не успел задуматься, как это так вышло, что Яна от них вырвалась...
— Ладно, — сказал Ник. — С ней все будет хорошо, хромой не останется. Теперь ты. Что сперва — есть, мыться или рассказывать?
Вит смутился при слове «мыться» и ответил: «Рассказывать». Ник повелительным взмахом руки подогнал живую скамью к зеркалу, велел садиться.
Самый сильный из здешних Хозяев оказался молодым, младше Айгена. В бороде ни сединки, и руки молодые, ровные. На вид не добрый и не злой, а как будто рассеянный. То говорит коротко и чуть насмешливо, а то бормочет всякую чушь, не заботясь о том, поймут ли его и что подумают.