— Да?
Мужчина не двигался с места, скептически глядя на сторожа.
— Не берем, — повторил тот.
Мужчины топтались на месте, никто от двери не уходил.
— В газете написано, — сказал один из них.
Сторож подошел и крикнул ему прямо в лицо:
— А ты что — умеешь читать, писать, считать?
Они стали понемногу отходить, медленно, неохотно. Один из них что–то говорил, наверно по–арабски, часто повторяя слово «ситроен». Потом они разошлись и скрылись за воротами.
— Вам что? — спросил сторож, оборачиваясь ко мне.
Он оглядел меня с головы до кончиков туфель.
— Я должна записаться. Мосье Жиль…
— Наняться на работу?
— Да, — сказала я оробело.
— Идите.
И он раскрыл застекленную дверь.
В конторе что–то писали четыре женщины. Мне задали вопросы, я ответила. Одна из них позвонила по телефону, усадила меня, и я принялась заполнять анкеты.
— Вам известно, что работа не канцелярская? — сказала она, заполняя карточку.
— Да, да.
— Хорошо. Выйдете отсюда, пересечете улицу, увидите, как раз напротив, дверь с надписью «Социальное обслуживание», на втором этаже пройдете медицинский осмотр.
В зале ожидания нас было пятеро: четверо мужчин и я. Большой плакат гласил: «Курить запрещается», ниже то же самое было напечатано арабскими буквами. Мы ждали два часа. Под конец один из мужчин, сидевший рядом со мной, закурил сигарету. Пришел врач, за ним следовала секретарша с нашими карточками. Осмотр был недолог. Доктор спрашивал, секретарша записывала. Он задал мне несколько щекотливых вопросов, увидев, что я краснею, не настаивал, и велел мне показать ноги, так как работать придется стоя. «На рентген», — позвала секретарша. Снимая свитер, я растрепала свою прическу, зеркала, чтоб ее поправить, не было. Доктор одернул алжирца, который шел впереди меня — тот шевелился перед аппаратом.
— Как твое имя? Как? Сразу и не выговоришь. Тебя зовут Мохамед? — Он засмеялся. — Всех арабов зовут Мохамедами. Ладно, годен. Следующий. Ах, оказывается — следующая…
Кончив, он отвел меня в сторону.
— Почему вы не попросили места в конторе? Вы знаете, куда вы идете? На конвейер, со всеми этими иностранцами, там много алжирцев. Вы не сможете там работать. Вы для этого слишком хороши. Поговорите с общественной уполномоченной, может, она что–нибудь для вас сделает.
Сторож ждал нас. Он просмотрел наши карточки. На моей стояло: «цех 76». Мы поднялись в огромном лифте на третий этаж. Там женщина, сортировавшая мелкие детали, спросила сторожа:
— Много сегодня?
— Пятеро, — сказал он.
Я смотрела на нее, мне хотелось, чтоб она мне улыбнулась. Но она глядела сквозь меня.
— Вам сюда, — сказал сторож.
К нам шел Жиль. На нем был белый халат. Он сделал мне знак следовать за ним. До меня донесся гул, я задрожала. Жиль открыл тяжелую дверь и пропустил меня вперед. Я остановилась, глядя перед собой. Он что–то говорил, но разобрать я не могла. Я была в цехе 76.
Машины, молоты, механические пилы, станки, моторы транспортера издавали, каждый на свой лад, адский шум — стук, гул, лязг, пронзительный, рвущий уши скрежет. В первый момент мне показалось, что случилась какая–то катастрофа. Так не могло продолжаться. Какие–то звуки этого нечеловеческого хаоса должны были стихнуть. Жиль заметил мое удивление.
— Шумно! — крикнул он мне прямо в ухо.
Его это, очевидно, не стесняло. Цех был огромен. Мы шли, перешагивая тачки и ящики, и когда мы приблизились к рядам станков, где работало много мужчин, вдруг раздался крик и покатился по цеху, подхваченный, как мне почудилось, всеми.
Жиль улыбнулся и наклонился ко мне.
— Не пугайтесь. Это из–за вас. Так бывает всякий раз, когда сюда входит женщина.
Глядя в пол, я шла, сопровождаемая этим ревом, несшимся со всех сторон.
Справа от меня медленно ползла змея автомашин, но я не смела взглянуть на нее.
— Подождите, — крикнул Жиль.
Он завернул в застекленную клетку, выстроенную посредине цеха, и тотчас вышел из нее в сопровождении молодого, безукоризненно аккуратного мужчины.
— Мосье Бернье, ваш бригадир.
— Это сестра Летелье! — прокричал он.
Мужчина кивнул.
— Есть у вас халат?
Я отрицательно покачала головой.
Пойдите все же в раздевалку. Бернье вас туда проводит, оставите там пальто. Только вы тут перепачкаетесь. И сандалий тоже нет?
Казалось, это его раздосадовало.
Пока мы стояли и разговаривали, крик умолк. Но стоило нам с Бернье двинуться, возобновился снова. Я старалась не глядеть по сторонам.