Но все оказалось напрасно - улучшение было временным. Несмотря на сильные боли, Елизавета оставалась верна себе: «Хотя она сильно страдает, но не сознает опасности и поэтому плохо следует советам докторов, полагаясь больше на свою сильную натуру, которая много раз ее выручала, чем на лекарства» (Гастгаузен, с.76, 79).
В предрождественскую неделю слабость увеличилась, она уже не вставала и даже говорила тихим, «как бы угасающим голосом». И 24 декабря 1761 года, когда все церкви страны начали торжественную литургию, Елизавета стала умирать. Ей сказали об этом и, к удивлению окружающих, ранее столь нетерпимая к самому слову «смерть», она встретила новость спокойно, смиренно. Императрицу причастили и соборовали, а потом она начала прощаться с окружающими. И это было так мирно и трогательно, что все плакали. Сначала она простилась с племянником и его женой. Потом к ее постели с последним «прости» пришли ее придворные. Нельзя не заметить, что их толпа поредела - многие сановники уже не покидали наследника престола. Как сообщает австрийский посланник, перед смертью Елизавета хотела поговорить с канцлером Воронцовым наедине, но отложила это намерение. И когда с нею случился сильный приступ болезни, Воронцов «настолько поддался своей слабости и непомерной трусости, что сказался больным и слег в постель, хотя его незначительная болезнь ни в каком случае не могла помешать ему выходить из дому, но он все-таки намеренно уклонился от необходимости присутствовать при кончине государыни и расстался с ней, не повидавши ее еще раз».
24 декабря Гастгаузен пишет: «Сейчас в 4 часа пополудни я узнал из верных источников, что императрица при смерти и что она призвала к себе великого князя и великую княгиню, которые находятся сейчас у ее постели, проливая, вероятно, слезы. Это заставляет думать, что она не сделала завещания и что восшествие великого князя на престол совершится довольно спокойно. Пока все здесь в большом горе и полном отчаянии» (Гастгаузен, с.265). Когда к ее постели подошли Петр и Екатерина, государыня что-то хотела им сказать, но язык ее уже не слушался. Можно предположить, что, зная отношения супругов и беспокоясь за Павла и Россию, она пыталась сказать: «Живите дружно!» Этот совет был так кстати для будущего России… Судьбе было угодно, чтобы и смерть пришла за императрицей в праздничных одеждах 25 декабря 1761 года - в день, когда православный мир отмечал свой великий праздник, Рождество.
Согласно преданию, смерть императрицы предсказала петербургская юродивая Ксения Блаженная, говорившая накануне смерти государыни: «Пеките блины, вся Россия будет печь блины!» Все знали, что вместе с рисом-кутьей блины являются поминальным блюдом (Пыляев, 1990-1, с.167-168).
Никаких сюрпризов под конец своей жизни Елизавета родственникам не приготовила, так что великий князь стал императором Петром III, а великая княгиня - императрицей Екатериной Алексеевной. Но тревога за будущее не исчезла. Как писал французский дипломат Бретейль, «большинство горевали в душе, питая к будущему императору не любовь, но страх и робость, все трепетали и спешили заявить свою покорность ему прежде, нежели императрица закрыла глаза» (Из дипломатической переписки, с.114).
Елизавету хоронили уже в новом 1762 году. Все было как всегда на царских похоронах - многолюдно, утомительно и красиво. Все смотрели, как экстравагантно вел себя во время церемонии новый император Петр III, ломавший всю процессию то излишне медленным шагом, то бегом вприпрыжку. Покойной до всего этого уже не было никакого дела - она лежала в гробу, но и там она осталась той, кем была всю свою жизнь - кокеткой. Как писала Екатерина II, «в гробу государыня лежала, одетая в серебряной робе с кружевными рукавами, имея на голове императорскую золотую корону, на нижнем обруче с надписью: «Благочестивейшая, самодержавнейшая, великая государыня императрица Елизавета Петровна, родилась 18 декабря 1709 года, воцарилась 25 ноября 1741 года, скончалась 25 декабря 1761 года». Другой очевидец - Гастгаузен - сообщал, что корона стоила 10 тысяч рублей и что «корона эта останется на государыне и в могиле». Он же писал, что «черты лица императрицы еще нисколько не изменились, и они больше походят на человека спящего, чем на мертвого» (Гастгаузен, с.37).
И последняя цитата. Шведский граф Гордт, бывший в Петербурге в день похорон Елизаветы, сделал такую запись: «В тот день все обедали у себя дома и вечер проводили в уединении, как будто общественная скорбь была вполне искренна и действительна; но на другой же день не было и речи об императрице Елизавете Петровне, точно она никогда и не существовала. Таково обычное течение всех дел мира: все проходит, все забывается!» (Гордт, с.322).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
К концу своей жизни как-то неожиданно для себя Елизавета поняла, что в ее империи не все так благополучно, что до ее трона не долетают жалобы множества обиженных и гонимых чиновниками людей. Горечью проникнуты слова одного из последних манифестов Елизаветы: «С каким Мы прискорбием по нашей к подданным любви должны видеть, что установленные многие законы для блаженства и благосостояния государства своего исполнения не имеют от внутренних общих неприятелей, которые свою беззаконную прибыль присяге, долгу и чести предпочитают… Ненасытная алчба корысти до того дошла, что некоторые места, учрежденные для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие предводительством судей, а потворство и упущение - ободрением беззаконников».
Елизавета срочно потребовала навести порядок в правосудии и всячески пресекать злоупотребления, о которых она, как оказалось, даже не подозревала. Впрочем, это и не удивительно - «беспечность или умственная леность», о которых писали современники, характеризуя императрицу, властвовали над ее умом до конца, и сам этот манифест придумал Иван Шувалов, что видно из его набросков; императрица же только подписала документ.
Впрочем, императрица напрасно так уж убивалась. Теперь, взвешивая многие факты из истории XVIII века, скажем, что борьба со злоупотреблениями судей и чиновников - явление в русской истории вечное и бесполезное. Эти злоупотребления были порождены той системой, которая с ними боролась. Отсутствие гражданского общества, выборного начала, суда присяжных, парламентаризма, принципов правового государства при наличии бесконтрольной самодержавной власти, ужасающего крепостного права, порождавшего Салтычих, - все делало злоупотребления чиновников, этих подлинных хозяев страны, неискоренимыми.
И тем не менее двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны оказалось одним из самых спокойных, мирных и нежестоких в истории России. Уже то, что за свое правление она не подписала ни одного смертного приговора, позволяет снять перед ней шляпу. Несомненно, проблемы в экономике были. Но политическая стабильность, наступившая с приходом дочери Петра Великого на престол, благотворно влияла на экономическое развитие. Россия, в течение нескольких десятилетий «переболев» петровскими реформами, адаптировалась к нововведениям.
Ресурсы экстенсивной крепостнической экономики еще не были исчерпаны, до промышленной революции в Европе было далеко, и дешевые и хорошие русские товары завалили Европу. В Швеции не могли прожить без русского хлеба. Пенька, лен, парусина, лес, поташ, сало, мед и множество других товаров непрерывным потоком преимущественно через порты Прибалтики шли в Европу. Превосходное уральское железо на мировом рынке ценилось весьма высоко, и в 1750 году спрос на него достиг 100% от его выпуска, что привело к подлинному промышленному буму. Строительством металлургических предприятий занялись массы дворянства, высших сановников и чиновников - для них это было настоящее золотое дно. Заметно возрастало население, не выпадало особенно голодных лет, подушная подать несколько раз сокращалась, а многолетние недоимки в ее сборах были отменены, как и сдерживавшие торговлю внутренние таможни. В итоге, несмотря на порчу монеты, повышение цен на соль, пятилетнюю войну, экономика к началу 1762 года не была ни истощена, ни разрушена.