Эллинские поэты. VIII -III вв. до н. э.

Там и сосна возрастала, и статные вязы, и груши,
Там и сладчайшие яблоки зрели; электра яснее,
Там струилась вода из протоков. Не меньше ту рощу,
30 Чем Элевсин, иль Триоп, иль Энну, любила богиня.
Демон благой отошел меж тем от Триопова рода.
И через то Эрисихтон был злым подвигнут советом:
Двадцать служителей он повел с собою, могучих,
Словно Гиганты, способных хоть целый град ниспровергнуть,
Их секирами всех ополчил, ополчил топорами -
И предерзких толпа к Деметриной кинулась роще.
Был там тополь огромный, до неба росшее древо,
Тень в полуденный час для игры дарившее нимфам;
Первый приявши удар, печально оно восстенало.
40 Вот Деметра вняла, как тополь страждет священный,
И промолвила в гневе: "Кто дивные рубит деревья?"
Тотчас она уподобилась видом Никиппе, что жрицей
От народа была богине назначена, в руки
Взявши мак и повязки, ключами же препоясавшись.
Кроткие речи она обратила к негодному мужу:
"О дитя, что стволы, богам посвященные, рубишь,
О дитя, отступись! О дитя, ведь мил ты родившим!
Труд прекрати и слуг отошли, да не будешь постигнут
Гневом властной Деметры, чью ты бесчестишь святыню!"
50 Он же воззрился в ответ страшней, чем дикая львица
На зверобоя глядит, в горах его встретив Тмарийских,
Только что родшая чад (говорят, страшны у них очи):
"Прочь! - он вскричал, - иль моим топором тебя поражу я!
Что до этих дерев, то они пойдут на укрытье
Для чертога, где радостный пир сотворю я с друзьями!"
Юноша кончил; была записана речь Немесидой.
Гневом вскипев, свое божество Деметра явила, -
Праха касались стопы, глава же касалась Олимпа.
Слуги, от страха мертвея, узрели богиню и тотчас
60 Прочь пустились бежать, в лесу топоры покидавши.
Их Госпожа отпустила, людей подневольных, не доброй
Волей пришедших сюда; но владыке молвила гневно:
"Так, хорошо, хорошо, о, пес, о, пес! О веселых
Ныне пекися пирах! Предстоит тебе трапез немало".
Так провещала она, Эрисихтону горе готовя;
В тот же миг он был обуян неистовым гладом,
Жгучим, ярости полным, и злой в нем недуг поселился.
О, злосчастный! Чем больше он ел, тем больше алкал он.
Двадцать слуг подносили еду, а вина - двенадцать,
70 Ибо гневом пылал Дионис с Деметрой согласно:
Что ненавидит Деметра, всегда Дионис ненавидит.
Срама такого стыдясь, своего родители сына
В гости не смели уже отпускать, отговорки слагая.
Как-то на игры Афины итонской его Ормениды
Призывали - но им ответила матерь отказом:
"Нет его дома сейчас; вчера в Краннон поспешил он,
Во сто быков ценой востребовать долг". Посетила
Их Поликсо, Акториона мать, на сыновнюю свадьбу
Звать вознамерясь Триопа, а с ним и Триопова сына.
80 Скорбь держа на душе, в слезах ей молвила матерь:
"Будет с тобою Трип; Эрисихтон же, вепрем на склонах
Пинда ранен, лежит на одре уж девятые сутки".
Бедная, нежная матерь, какой ты лжи не сплетала!
Коль устрояется пир - так "нет Эрисихтона дома";
Свадьбу справляет сосед -"Эрисихтон диском ушиблен",
Или "упал с колесницы", иль "числит офрийское стадо".
Дома меж тем запершись, целодневно, с утра и до ночи
Ел он и ел без конца, но вотще - свирепый желудок
Только ярился сильней; как будто в пучину морскую
90 Все погружались бесплодно, нимало не пользуя, яства.
Словно снег на Миманте иль воск в сиянии солнца,
Так он таял, и таял сильней, пока не остались
Только жилы одни у страдальца, да кожа, да кости.
Горько плакала матерь, и сестры тяжко скорбели,
И сосцы, что вскормили его, и десять служанок.
Сам Триоп, седую главу поражая руками,
Громко воззвал к Посейдону, ему не внимавшему вовсе:
"О лжеродитель! Воззри на внука, если и вправду
Твой я сын от Канаки, Эоловой дщери; мое же
100 Семя - этот злосчастный. Когда бы стрелой Аполлона
Был он сражен и его схоронил я своими руками!
Ныне же мерзостный голод в его очах поселился.
Или недуг отврати, иль его под свое попеченье
Сам прими и питай; мои же иссякли запасы.
Пусты конюшни мои, на дворе моем больше не видно
Четвероногих; меж тем повара, из сил выбиваясь,
Уж и месков моих отпрягли от большой колесницы.
Он и корову пожрал, что готовила мать для Гестии,
И боевого коня с ристалищным вместе, и даже
110 Самое белохвостку, страшившую малых зверюшек!"
Всё же, покуда в Триоповом доме столы накрывались,
Только родимый покой об этом ведал злосчастье.
Но когда от зубов ненасытных все опустело,
На перекрестке дорог уселся царственный отпрыск,
Клянча сухие куски и стола чужого отбросы.
Другом моим да не будет, Деметра, твой оскорбитель,
Ни соседом моим! Не терплю соседей злонравных.
Молвите звонко, о девы, и вы подхватите, о жены:
"Радуйся, матерь Деметра, обильная кормом и хлебом!"
120 Как четыре коня провозят святую кошницу,
Белые мастью, так нам царящая мощно богиня
Белую пусть ниспошлет весну и белое лето,
Также и осень, и зиму, блюдя обращение года!
Как мы, ноги не обув и волос не связав, выступаем,
Так да пребудут у нас и ноги и головы здравы!
Полную злата несут кошниценосные жены
Ныне кошницу; таков да будет злата избыток!
Те, кто таинствам чужд, идите до пританея;
Вы ж, посвященные жены, до самого храма богини,
130 Если шести не достигли десятков. А вы, кто во чреве
Носите плод, Илифию моля, или мучимы болью, -
Сколько ноги пройдут; и вас Део в изобилье
Всем одарит, а когда-нибудь вы и до храма дойдете.
Радуйся много, богиня, и граду даруй удачу
Ты и согласье, в полях возрасти плоды нам и злаки,
Скот возрасти, дай яблокам сок, дай колосу зрелость,
Сладостный мир возрасти, чтоб жатву пожал, кто посеял.
Милость яви мне, молю, меж богинями дивная силой!