– Зачем ты вообще его впустил? – Я окидываю взглядом неприбранную спальню. – Здесь такой бардак!
Дэниел пожимает плечами.
– Кажется, ему было все равно.
– Почему это? В смысле, что ты… Почему ты так говоришь?
– Он выглядел очень счастливым, держа тебя за ручку, – ехидно сообщает друг.
Глаза у меня становятся размером с блюдца.
– Так он на самом деле держал меня за руку… А я чем в это время занималась?!
– Ты этак уютно прижималась к нему всей тушкой.
– Что?! – Я перехожу на ультразвук, закрывая лицо ладонями. – О боже мой, мне трындец! Полный!
– Знаешь, тебе следовало бы быть благодарной, – замечает Дэниел. – Он о тебе заботился.
– Да ты шутишь, что ли?! – кричу я, пулей несусь в ванную и обвожу ее безумным взором: в корзине полно грязного белья, а на тумбочке рядом с раковиной валяются тампоны.
Он видел этот бардак, видел меня спящей… и я прижималась к нему.
– Убей меня на этом самом месте! – стенаю я. – Моя жизнь кончена!
Дэниел, посмеиваясь, встает и выходит из комнаты, небрежно роняя на ходу:
– Должен сказать, он дьявольски сексуален, согласна?
Хватаю с кровати подушку и в сердцах швыряю в него.
– Убирайся!
– Спасибо тебе за то, Дэниел, что спал у меня на полу и всю ночь проверял, как у меня дела, – пародируя женский голос, говорит он.
– Спасибо тебе за то, что разрушил мою жизнь и впустил его! – разъяренной тигрицей рычу я.
– Я его не впускал, это ты его впустила.
О нет…
Еще одна ужасная мысль закрадывается в мою голову.
– Ой… а что я ему наговорила?
Снова бегаю по комнате, в отчаянии вцепившись в волосы.
– Что, если я сказала ему… – шепчу испуганно.
– Что находишь его сексуальным? – Ехидный вопрос Дэниела не дает мне дойти до полноценного нервного срыва.
Бросаю на него уничтожающий взгляд.
– И вовсе не нахожу! – рявкаю я.
Дэниел ухмыляется.
– Если бы ты не считала его сексуальным, для тебя не имело бы значения то, что он видел твои грязные подштанники в корзине для белья и твои тампоны на тумбочке.
– А-а-а! – завываю я, впечатываясь лицом в ладони. – Убирайся вон!
Дэниел, весело насвистывая, спускается по лестнице.
Я оседаю на постель, чувствуя, как кровь отливает от лица.
Испанский стыд…
Унижение – есть ли на свете худшая эмоция?
Поднимаюсь в лифте на верхний этаж поджав хвост.
Прерывисто вздыхаю. Даже не припомню, случалось ли мне еще когда-нибудь так нервничать.
Или испытывать такой ужас.
В моей жизни было немало идиотских ситуаций, и упасть в обморок на работе в форме для нетбола лишь одна из них. Но позволить Эллиоту Майлзу везти себя домой в одурманенном состоянии – абсолютная вишенка на этом дерьмовом торте.
Это какой конченой идиоткой надо быть, чтобы зазвать своего ублюдка-начальника в собственную неубранную спальню с раскиданными по всей ванной тампонами, а потом спать, прижавшись к нему?
Морщась, хватаюсь за переносицу. Вот он, конец моей карьеры! Приятно было иметь с тобой дело, «Майлз Медиа». Эллиот и раньше меня не уважал, а теперь наверняка будет целую вечность тыкать меня носом в эту стыдобищу.
Придется искать другую работу. Здесь я не смогу оставаться… теперь – так уж точно.
Лифт останавливается на верхнем этаже, и я выхожу. Личная помощница Эллиота отрывает взгляд от компьютера и улыбается мне. Я внутренне съеживаюсь. Она знает? Он кому-нибудь рассказал?
Я уже стала посмешищем?
– Привет, Кортни, – отвечаю ей несмелой улыбкой.
– Заходи, дорогая, он тебя ждет, – отзывается она.
И, догадываюсь, с нетерпением.
Бреду по коридору, как приговоренный на казнь, и стучусь в дверь.
– Входите, – слышен его низкий голос.
Замираю на секунду и, прикрыв глаза, нажимаю ручку.
И вот он сидит передо мной во всем своем высокомерном блеске.
Серый костюм, белая рубашка, темные волосы и подбородок, которым можно резать стекло. Улыбается неспешной обаятельной улыбкой, еле заметно поворачиваясь в кресле из стороны в сторону.
– Привет, Кейт!
Стискиваю челюсти – так сильно́ желание напомнить ему, чтобы звал меня Кэтрин.
– Здравствуйте.
– Как ты себя чувствуешь?
Пожимаю плечами.
– Хорошо. Извините за вчерашний вечер, – говорю с запинкой. – Не представляю, что со мной случилось. И я просто хочу, чтоб вы знали: мне до смерти стыдно, я в ужасе и мне очень жаль, что вам пришлось столько хлопотать из-за меня, и я не… – Поток слов внезапно иссякает. – Мне так стыдно!
Он улыбается, глядя мне в глаза.
– Не стоит смущаться.
Поперхнувшись воздухом, молчу: отлично, теперь он будет играть в снисходительность.