Выбрать главу

— Ну всё, хватит. Я ухожу. Стану фермером. Где-то в сонной глубинке, подальше от любой из наших границ. У тебя случаем нет сестры, на которой я мог бы жениться?

Дурнкаскин всё ещё слишком пристально таращился на стену, чтобы ответить.

На этой стене висела обычная красивая карта Кормира. Официальная, одобренная дворцом; оба мужчины повидали дюжины таких. Но ни один из них не привык видеть, как такая карта сама по себе неожиданно загорается.

Ярким, пляшущим синим пламенем.

То, что когда-то было Мэншуном, осело, как рассыпающиеся в костре дрова, затем расплавилось и исчезло. Эльминстер пристально смотрел, как на месте его старого врага расцветает и разгорается серебряное пламя.

Он вцепился в него своим собственным огнём, как можно сильнее притягивая к себе,  забирая силу Мистры у недостойного. Недостойного, которому суждено встретить новый день.

Ещё до того, как из этого костра поднялся зловещий огонёк и стремительно вылетел из погреба наружу, Эльминстер понял, почему он не может уничтожить Мэншуна. Вампир, который использовал множество тел и правил Западными Вратами, а до того — Зентильской твердыней, который основал и правил жестоким Зентаримом, слишком долго носил в себе серебряный огонь. Нужен был бог — возможно, двое действующих совместно божеств — чтобы полностью и навсегда уничтожить Мэншуна. Разве что Мэншун добровольно принесёт себя в жертву, как поступила его Алассра.

Ха. Как будто такое могло когда-нибудь случиться.

Эл позволил серебряному огню подняться ввысь, поглощая дом над головой, превращая лавку Сронтера-алхимика в зияющую между соседних зданий дыру, брешь в ряду грязных зубов. И затем снова заставил огонь опуститься, собирая пламя, которое всегда было внутри — его собственное, и пламя Алассры, и то, что он вырвал у Мэншуна.

Этого было слишком много.

Он знал, что так и будет. Но не смел позволить ещё хотя бы струйке просочиться наружу. Вокруг рыскали такие, как Мэншун, которые могли забрать этот огонь, наделив себя могуществом, и причинить ещё больше зла. Поэтому он вобрал огонь в себя, сдерживая его внутри, и началась настоящая боль.

Он воспарил вверх из разрушенного погреба серебряной кометой, устремившейся в небо, вверх и над великим зелёным простором Шутовского луга, на север.

— Аааааааргх! - закричал он, поднимая ветер собственным стремительным полётом. О, он знал, что это будет больно, но так…

Он снижался, опускался с неба, испуганные всадники на дороге съехали на обочину. Там были повозки и фургоны, приближавшиеся ему на встречу, которые не могли двигаться — он свернул к деревьям, пытаясь замедлить свой полёт. Прожечь огромный шрам в Королевском Лесу или снести деревья отсюда до Гаргульей Пасти — не лучший подарок Лесному Королевству…

С рычанием Эл боролся с силой внутри себя. Он сумел с некоторой точностью выпустить струю серебряного пламени и замедлить полёт, чтобы осторожно приземлиться.

Он сумел. Каким-то образом он выиграл этот бой и аккуратно приземлился на гниющие мёртвые деревья и листья, не начав пожар… и обнаружил, что шагает, как оглушённый, по огромному лесу.

И что споткнулся о первую же гниющую преграду и упал лицом вниз. Да, подходящее приветствие для прославленного героя-победителя…

Эл снова встал, хотя и не помнил, как он это сделал. Слишком много огня… огонь сочился из него с каждым неровным шагом.

— Слишком много, - застонал он вслух. - Ох, Мистра, так больно!

Он рухнул на дерево, серебряный огонь расплескался, побежал вверх и вниз по стволу, в мгновение ока превратив дерево в угли.

— Мистра, - выдохнул он. - Вот оно! Мистра знает, как помочь мне…

Он сделал несколько спотыкающихся шагов, дымящимся дождём разбрасывая серебряный огонь, затем снова поднялся в воздух на струе серебряного пламени, чтобы пронестись сквозь Королевский Лес. Разыскивая нужную ему пещеру.

Задыхаясь от боли, выдыхая серебряный огонь, истекая им из пальцев и коленей, сжигая всё, к чему прикасался, Эльминстер приземлился в вихре сухих шуршащих листьев, сделал несколько шагов, упал на колени и уже не поднялся.

Вот здесь… да… он вполз в грязную, окружённую камнями темноту, которая по-прежнему слабо пахла медведем. Сквозь завесу древесных корней, по мшистым старым медвежьим костям, и наконец-то вниз в каменистую пещеру.

Туда, где в воздухе парили эти великие, острые серебряно-голубые глаза из пламени, ожидая его.