Яшка, слушая отца, соглашался с ним, а в глубине души ждал звонка, надеялся на чудо. И телефон зазвонил:
— Это я! Леха! Ты, конечно ни меня ждал, понимаю. Но пойми, кореш, за нее, хоть и сеструха, я ни в ответе! Все бабы стервы! Теперь и ты согласишься. Я с нею побрехался круто, и Вика уехала, не дожидаясь завтрашнего дня. Не стал ее задерживать. Пусть катится к своим мамонтам. Я даже проводить отказался. На хрен мне та городская родня, какая пренебрегает нами, считает недостойными, пещерными. Видал я их всех! Назвал эту дуру чокнутым приматом, ее стариков — пещерными ящурами и потребовал забыть меня, моих родителей.
— Зря ты так! Зачем прогнал на ночь глядя девчонку? Стоило проводить по-хорошему.
— Чего? Сдалась она тут? Мамка еле выдержала эту гостью. Своих забот хватало. А тут с нею носись. Покорми, постирай, прибери за девкой! Мамка с ног сбивалась, Знаешь, что сказала мне:
— Леша, какое счастье, что ты не женат! Не приведись, попадется такая, как Вика! Лучше не спеши с невесткой! Ты у меня умный сынок.
— Кстати, она уже в пути. Шуршит к своим, через час будет дома. Ты хоть не ругай меня. Плюнь! Она тут все рассказала. Не бери к сердцу Давай, возникай завтра! Намылимся к нашим девкам. Оттянемся по полной программе. Наши бабы ничем не хуже! А главное, в них не вкладываем душу.
— Я на тебя и не обижался. Не за что! Сам дурак. Ты сразу предупреждал. А я не поверил, за грубость ругал. Но ты ее знал...
Яшка так и не смог уснуть в ту ночь. Перед тазами неотступно стояла Вика. Ее глаза, губы, волосы, хрупкая фигура будоражили воображение. Яшка до рассвета мучился:
— Не любила... Притворялась, лукавила. Зачем я ей такой корявый, периферийный мужик? В городе похожих хоть неводом лови. В институте, наверное, проходу не дают. Такая не может остаться в старых девах, быстро приберут к рукам. Девчонка приметная, яркая, что ни говори. Конечно, я ей ни пара! — вышел на кухню покурить, открыл форточку и почувствовал на плече руку отца:
— Никак не заснул? Сон убежал вместе с Викой? Все думаешь? Знаешь, Яша, я тоже думал, что не сумею себя переломить. Была и у меня первая любовь. Со школы с нею дружили. Портфель ей носил, за одной партой сидели. Еще со школы звали нас жених и невеста. А потом на выпускном вечере повздорили с нею. Она обиделась на то, что я со всеми одноклассницами танцевал и ей мало вниманья уделял. Ох, и психанула она тогда. Не разрешила проводить домой, ушла с гурьбой одноклассников. Я много раз пытался помириться с Майкой. Но на нее как черт наехал. Оскорбилась, не захотела простить моего легкомыслия, а вскоре уехала, поступила в мединститут в Москве. Я ей писал. Адрес взял у подружки. Но Майка не ответила. Вскоре и я поступил в юридический, уехал в Минск и написал ей оттуда. Но она опять отмолчалась и не ответила. О ней я краем уха узнавал от подруги, какая проговорилась, что моя Майка встречается с другим парнем, и у них все всерьез,— вздохнул Илья Иванович и продолжил:
— Мне все не верилось, и я насмелился пойти к ее родителям, узнать правду у них. И чтоб ты думал? — усмехнулся человек уголками губ:
— Мать Майки, увидев меня, заплакала. Как понял, слова у нее поперек горла встали. А отец после третьей рюмки разговорился и сознался, что его дочь уже вышла замуж за человека из Камеруна, то есть за негра. Они расписались, и когда Майка закончит институт, уедут к нему на родину, насовсем.
— Мать показала фотографии дочки. Свадебные. Я не верил глазам. Казалось, увидел дурной сон. Но надо было держать себя в руках. И я, как мог, постарался. Правда, не помню, как вышел от них и добрался домой. Конечно, писем ей уже не писал. Приказывал себе забыть свою первую любовь. Ох, и не легко далось. Хотя понимал, появись она, предложи помириться, никогда не согласился б! Но плакал в душе мальчишка, не мог согласиться с предательством и коварством женщины. Много лет я холостяковал из-за нее. Ни одной не верил, пока не встретил Ирину. Мы с нею год встречались. И я женился, чтоб снова не увел из-под носа какой-нибудь негр.
— А ты с Майкой так и не виделся? — спросил Яшка отца.