– Благословен Элохим, Сын Давидов, Богом Всевышним, владеющим Небом и Землей! И благословен Эл Элйон, давший ему Сына!
– Великое Тайное Предсказание.
– Отныне сама твоя жизнь и есть исполнение Великого Тайного Предсказания. День за днем ты проживешь Его, пока Оно не исполнится сполна. Оттого тебе и кажется, что нет у тебя ни в чем выбора. Предсказание не отменимо. Оно как мощный поток реки. Ты попал в поток.
– Но почему я?
– Ибо Он может родиться только в семье сына Давидова и дочери Аароновой.
– Кто Он?
– Сын Эл Элйона. Великий Царь и Высший Священник. Спаситель мира.
– Мессия!?
– Y’varech’cha HaShem v’Yishmerecha![17]
Мелхиседек внезапно исчез. Элохим открыл глаза. Никого не было. И он тут же уснул глубоким благотворным сном.
Анна сидела за столом одна. Стол был празднично накрыт. Иудифь, служанка-моавитянка, постаралась на славу. На столе горели свечи. Но праздничная менора оставалась не зажженной. Только глава семьи мог зажечь восьмисвечие в день Хануки. «Где же ты, Элои?». Анна не выдержала, встала из-за стола и начала тревожно ходить по комнате.
Вернулся Иосиф. Анна тут же стала допрашивать его:
– Ну что, Иосиф? Нашел его?
– Нашел.
– Слава Богу! Где он? Почему вернулся без него?
– Он ушел. Оставил коня.
– Коня?! Зачем? Куда ушел?
– Не знаю. Сказал, чтобы ты не беспокоилась.
– Не беспокоилась!? Боже мой!
Анна безутешно зарыдала. Отошла от Иосифа. Опустилась на стул. Достала платок.
– Он ушел навсегда. Больше не вернется.
– Анна, милая, не плачь. Он вернется. Увидишь.
Анна отрицательно помотала головой.
– Нет. Не вернется. Знаю его.
Она действительно и знала, и чувствовала своего мужа. За двадцать лет совместной жизни она научилась понимать его как никто. Могла угадывать его мысли с полуслова, с одного взгляда, с одного жеста и предвидеть его поступки. Она любила его безмерно и была благодарна судьбе за Элохима. Только бесплодие омрачало их семейное счастье. Но они всегда жили надеждой. Утешали себя тем, что дети иногда рождаются поздно. Как у Авраама и Сарры. Годы проходили. Надежда медленно увядала, уступая место тихому смирению. В бесплодии каждый в глубине души винил себя.
– Он винит себя. Ему стыдно смотреть мне в глаза. Нет, он не вернется.
– Анна, он не сказал, что уходит навсегда.
Анна вытерла глаза, поцеловала деверя и ушла наверх в свою комнату. Пришла Иудифь помочь ей укладываться на ночь.
– Госпожа, не гоже плакать. Праздник ведь. Вы сегодня даже забыли повязать новый платок на голову.
Анна от злости внезапно вскипела.
– Какой еще платок? О чем ты? Забирай его себе и оставь меня в покое!
– Не я же виновата, что Господь закрыл Вам утробу?[18]
Иудифь ушла. Анна подошла к окну, которое выходило в сторону Храма. Упала на колени. Прислонилась головой к подоконнику. Слезы текли по щекам. «Господи, помоги! Он не виноват. Верни его домой! Невредимым». Она молилась долго, безмолвно. Потом встала, спустилась вниз и прошла в сад. Там она села под свое любимое лавровое дерево и незаметно для себя уснула.
Приснилась ей маковая поляна. Дул жаркий ветерок. На самом краю поляны находился деревянный сарай. Она подошла к двери и открыла ее. Заглянула. Увидела Элохима. Он лежал на соломе с мечом в руках. Ей показалось, что он спит. Она разбудила его. «Вставай скорее! Чудный день. Пойдем к реке купаться!». Они вместе вышли и пошли по тропинке вниз. На другом конце поляны возвышался дуб. Еще издалека она заметила, как кто-то спрятался за ним. Подошли ближе, и она увидела обнаженную девушку, лежащую на траве под дубом. Она улыбнулась ей. В ней она узнала себя, юной. «Взгляни, кто там лежит под дубом». Следом она услышала сначала, как Элохим воскликнул: «Это же ты, Анна!?», а потом и свой повелительный голос: «Ляг с ней!».
Юная Анна протянула ему руку. Он присел рядом с ней. Из-за дуба вышел юноша неземной красоты. На правой щеке юноши была маленькая черная родинка, которая мгновенно бросилась ей в глаза, и в них тут же начало темнеть.
– Не смотри на родинку, – предупредил юноша, – смотри прямо мне в глаза.
Анна оторвала взгляд от родинки. Вернулось зрение.
– Оставь их здесь. Пойдем к реке, – сказал юноша.
Она отвернулась. И внезапно почувствовала Элохима в себе. Она никогда не испытывала подобного наслаждения. Юноша улыбнулся и пропустил ее вперед.
– Твоя молитва, Анна, услышана. Элохим вернется.
– Когда?
– На тридцатый день от Хануки.
Они дошли до реки. Юноша повернул ее лицом к себе.
– Еще одна новость. Ты зачала ребенка. Радуйся!
18
Ср. “And Judith her handmaid said unto her: how long humblest thou thy soul? The great day of the Lord hath come, and it is not lawful for thee to mourn: but take this headband, which the mistress of my work gave me, and it is not lawful for me to put it on, forasmuch as I am an handmaid, and it hath a mark of royalty. And Anna said: Get thee from me. Lo! I have done nothing (or I will not do so) and the Lord hath greatly humbled me: peradventure one gave it to thee in subtlety, and thou art come to make me partaker in thy sin. And Judith said: How shall I curse thee, seeing the lord hath shut up thy womb, to give thee no fruit in Israel?”. – The Book of James – Protevangelium. 2:2.