В 10.15 Грант Тернер объявил отделение Хэнка Сноу, которое спонсировала Royal Crown Cola. Незадолго до начала концерта сын Сноу, Джимми Роджерс Сноу, со словами восхищения подошел к Элвису. Сам же Сноу–отец так «заплутал» в витиеватом представлении «молодого человека из Мемфиса, который только что записал новый хит, поэтому достоин бурных аплодисментов», что забыл имя выступающего. Элвис выскочил на сцену — словно выпрыгнул из идущего на высокой скорости поезда — и исполнил свой единственный номер. Скотти и Билл волновались больше, чем он. Им казалось, что достичь большего успеха уже невозможно, теперь можно было только катиться вниз. И по вежливому, но прохладному приему публики они чувствовали, что они как раз движутся к провалу. После концерта они, как тренеры боксерской команды, пытались рационально проанализировать причины поражения. Все были любезны с ними, неуклюже жавшимися к краю сцены, а Бобби и Эвелин настойчиво утверждали, что прием публики был хорошим. Билл весело представился присутствующим и непринужденно отпускал шутки, в то время как Скотти стоял в стороне немного напряженно, ожидая, когда его представят. Перед отъездом Сэм быстро переговорил с мистером Денни, и тот, сказав, что Элвис Пресли не совсем соответствует стандарту «Опрая», все же добавил: «Однако парень не плох». Мало кто любил Джима Денни — Джим был старый пройдоха, не склонный к сантиментам, — но ведь все–таки он пошел Сэму навстречу!
Вскоре после завершения концерта они уехали. Они отправились по холму вниз к Бродвею, где находился магазин грампластинок Эрнста Табба. Там они Должны были сыграть знаменитый хит «Midnight Jamboree» (эта песня должна была пойти в эфир прямо во время исполнения и завершить собой трансляцию фестиваля в «Опрае»). В первый момент их поразили небольшие размеры зала. Возможно, он производил такое впечатление, потому что был до отказа забит коробками с пластинками, а также прибывшими к началу трансляции людьми. Кто–то представил Элвиса Эрнсту Таббу. Табб, имеющий репутацию самого великодушного и обходительного среди тех, кто работает в индустрии развлечений, терпеливо выслушал признания девятнадцатилетнего юнца в любви к музыке Табба, а также заверения, что его, Элвиса, единственной целью в жизни является исполнение музыки кантри. Элвис говорил: «Мне советуют исполнять совсем другую музыку, если я хочу заработать деньги. Что же мне делать?» На это Табб отвечал: «Элвис, были ли у тебя когда–либо деньги?» — «Нет, сэр». — «Ну тогда делай, что тебе говорят. Заработай сам, а когда у тебя будут деньги, ты сможешь делать то, что ты хочешь».
После трансляции Скотти и Билл должны были возвратиться назад в Мемфис со своими неугомонными женами. Они уезжали с чуством ликования и подавленности одновременно: они достигли наконец успеха, и теперь, по всей вероятности, их ждала дорога к забвению. Для Сэма Филлипса этот вечер был вечером безграничного триумфа. Играть на сцене «Опрая», а затем получить — пусть и неохотно высказанное — одобрение Джима Денни и Билла Монро! Даже критика теперь не могла бы обидеть Сэма. Он был твердо уверен, что этот успех можно будет использовать для дальнейшего продвижения Элвиса к успеху. Если бы только ему, Сэму, удалось преодолеть это тупое сопротивление и негативное отношение, с которым ему приходилось сталкиваться в работе, тогда бы свершились великие чудеса, «незрячие бы прозрели, недвижимые — поднялись». «Мне нужно было внимание людей, которые ненавидели то, что я делаю, — вспоминал Сэм, — они вели себя так, как будто считали, что кто–то пытается «впарить» им дрянь и называет это музыкой. Что ж, черт побери, пусть судят как хотят. А я должен достичь вершины, иначе вся эта проклятая затея развалится». Сэм был уверен, что с Элвисом Пресли у него есть шанс добраться до вершины.
Второй сингл, записанный Элвисом Пресли на фирме «Сан», был выпущен в начале недели, перед самым выступлением в «Опрае». Это была даже более дерзкая декларация намерений, чем первая запись, особенно безудержный блюз «Good Rockin' Tonight», в котором было рока больше, чем они могли себе представить в эти самые первые дни неуверенных поисков в студии. Возможно, Сэм не мог четко сказать, по какому пути им надлежит двигаться, но он чувствовал, что наконец–то они начинали нащупывать дорогу к «этому чертову непаханому полю».