На этом испытания, обрушившиеся на город, не закончились. Удобное расположение на перекрестке железных дорог Мобайл — Огайо и Сент-Луис — Сан-Франциско способствовало взлету производства хлопка, пока нашествие в 1916 году долгоносика, уничтожившего большую часть урожая, не поставило под удар местную экономику. Понемногу стали развиваться другие направления экономической деятельности, чтобы снизить риск, связанный с монокультурой. Животноводство и лесное хозяйство быстро пошли в гору, подъем полукустарного текстильного производства потребовал возникновения рабочей прослойки, в основном женской, в чисто крестьянском поселке со своим скотным рынком и хлопковой биржей.
В тот момент, когда Тьюпело, казалось бы, приобрел устойчивое положение на новом Юге, очередной кризис ударил по населению, и так уже ослабленному порочной системой испольщины, из-за которой почти все чернокожие фермеры и добрая половина белых пребывали в положении, близком к рабству. Как обычно бывает в небольших поселениях традиционного Юга, каждая община жила в четко определенном квартале, так что о социальном происхождении каждого жителя можно было с легкостью догадаться по его адресу. В центре Тьюпело селилась средняя буржуазия, состоявшая из торговцев, дельцов и руководящих работников; белые рабочие ютились в домишках Милл-Тауна, а афроамериканцы теснились в кое-как сколоченных бараках по ту сторону железной дороги, в гетто Шейк Рэг; что касается «белого отребья», то его задвинули еще дальше — в Восточный Тьюпело, за два грязных ручья, которые должны были отделять зерна от плевел.
Восточный Тьюпело — вотчина семейства Пресли, одного из главных кланов этого второсортного общества, которое не могло даже прикрыться цветом кожи, чтобы оправдать свое маргинальное положение. В середине тридцатых годов поселковая бакалея находилась в руках Ноа Пресли — предприимчивого человека, который обеспечил себе дополнительный заработок тем, что водил школьный автобус, а в январе 1936 года стал мэром поселка. Это относительное процветание никак не сказалось на остальном многочисленном семействе. Джесс, один из братьев Ноа, как говорили, жил тем, что гнал и продавал самогон — типичная деятельность «белого отребья», которое ни в грош не ставит людские законы да и Божьи старается обойти.
Вернон, один из пятерых детей Джесса и Минни Мэй Пресли, был гораздо молчаливее своего отца, которому помогал всякий раз, когда окрестные фермеры набирали рабочую силу, особенно осенью, для сбора хлопка. Как и другие крестьянские дети, Вернон ходил в школу только изредка, когда уроки не совпадали с полевыми работами. Как и положено в обществе, живущем натуральным хозяйством, он ничего не знал о внешнем мире, его собственный мирок ограничивался кругом родственников и соседей, в особенности Смитов, чьи дочери сильно интересовались сыновьями Пресли.
Зазнобу Вернона звали Глэдис; она была гораздо общительнее этого высокого светловолосого парня, которым увлеклась до такой степени, что тащила его под венец, хотя была четырьмя годами старше. Не получив благословения родителей с обеих сторон — они непременно воспротивились бы их союзу из-за разницы в возрасте, — Глэдис в один весенний день 1933 года увлекла Вернона в городок Понтоток в тридцати километрах от Тьюпело. Для такого случая они взяли взаймы три доллара и для начала раздобыли необходимое свидетельство о браке, а при регистрации намеренно назвали неверные даты рождения: Вернон заявил, что ему двадцать один, тогда как ему едва сравнялось семнадцать, а Глэдис скинула себе два года, сказав, что ей девятнадцать.
Поставленные перед фактом, Пресли смирились с положением. Так же будет и два года спустя, когда брат Вернона Вестер женится на младшей сестре Глэдис — Клетт. Молодая чета сначала поселилась в семье мужа, но дом на Оулд-Салтилло-роуд был слишком мал, чтобы вместить всех, а отношения между Джессом Пресли и его снохой обострились настолько, что та перебралась вместе с мужем к своей матери, которая с недавних пор овдовела.
Вернон и Глэдис являли собой типичный пример полусельского пролетариата, широко распространенного на Юге в период между двумя мировыми войнами. Пока Вернон хватался за любую работу, нанимаясь поденно сельхозрабочим, разносчиком или чернорабочим на стройке, Глэдис зарабатывала на жизнь шитьем платьев и фартуков на разных текстильных фабриках от Милл-Тауна до Тьюпело, просиживая за швейной машинкой по двенадцать часов в день шесть дней в неделю. Выдержать это было нелегко, но заработок в размере доллара в день высоко ценился в то время, когда просто-напросто иметь постоянную работу уже считалось победой над судьбой.